ЖЕРТВА ?
Валерий Ронкин
Еще десятилетие назад любой провинциальный лектор без особого труда высказался об этом фильме А. Тарковского примерно так: "Над миром нависла угроза ядерной катастрофы. Западный обыватель, беспомощный перед силами мирового империализма, не способный к борьбе за лучшее будущее и безъядерный мир, оказывается на грани отчаяния. Герой фильма "Жертвоприношение", который вовсе и не герой, сходит с ума".
"Мы все-таки умнеем год от года!" Теперь так никто не скажет. Теперь критика, несколько поднаторевшая в мистике, не склонна столь категорично судить о герое фильма.
Но сначала несколько слов о самом фильме. В прекрасной вилле на морском берегу живет вполне благополучная семья. Правда, ребенок нем от рождения, но ему сделана операция и он вскоре должен заговорить, так что его недуг не сильно огорчает взрослых. У главы семьи, Александра, день рождения, готовится парадный ужин, Александру вручают подарки...
И вдруг: "Граждане, сохраняйте спокойствие! Паника — самый страшный враг!" — война. Бьется в истерике хозяйка дома, выключен телефон, гаснет электрическое освещение. И тогда Александр дает клятву: "Боже! пусть все это окажется только сном, пусть все будет как прежде, и я разрушу этот дом и уйду куда глаза глядят, один, в никуда, только пусть будет спасен этот мир!" И вот уже его ноги месят болотную грязь... Но это не все, чего требует от него судьба. "Ты должен идти к Марии и спать с ней!" — устами соседа, зашедшего поздравить Александра, говорит она нашему герою. "Но ведь она ведьма" — догадывается тот, но ничего не поделаешь, спасение мира требует и этой жертвы.
А утром снова работает телефон, включается свет, на столе гора бутылок, за окном чистое небо. Александр складывает пирамиду из мебели и поджигает виллу. Ему не придется месить грязь — два дюжих санитара засовывают его в спецмашину.
История — не химия. Нельзя вымыть посуду и начать все с начала, чего-то убавив, чего-то добавив. Мы так и не можем быть до конца уверены в том, что жертва героя была бессмысленна. Может быть, не выполни он своего обещания, не сидеть бы нам сейчас, наслаждаясь домашним уютом, а метаться по обгорелой, радиоактивной земле, как те, кто приснился Александру в его ночном кошмаре.
Киноязык Тарковского полон аллегорий, за сюжетной фабулой режиссер "прячет" притчу. Чтобы понять ее, надо быть внимательным к мелочам, ибо в талантливом произведении нет ничего случайного. В самом начале фильма Александр сажает сухое, с ободранной корой дерево и рассказывает притчу о неком монахе, так же вот посадившем на горе сухое дерево; его ученик самоотверженно таскал воду на гору, поливал деревце и, о чудо! — оно зацвело. Вот, что может творить настоящая вера! Но монах сажал свое дерево на горе, а герой фильма — внизу, у самой воды, так что поливать его — просто бессмыслица. Смысл действий Александра не в уповании на веру, а в подражании, в игре. Недаром он поминает ныне модное словцо "икебана". Не расцвести дереву, посаженному ради забавы...
И еще одна маленькая деталь — во сне, по дороге к Марии, Александр падает с велосипеда, ушибает ногу и входит к ней прихрамывая. Утром он встает как ни в чем не бывало, но снова ушибает ногу и всю суету поджога совершает опять-таки прихрамывая. В европейской культуре хромота связана с темными, хтоническими силами, с гордыней. Сатана — хром, хромы и языческие божества, например. античный Гефест-Вулкан и скандинавский кузнец Велунд. Так ли уж странно, что хромому надлежит переспать с ведьмой? Такая ли уж жертва с его стороны? Финал сновидения Александра столь откровенно эротичен, что мысль о жертвоприношении начинает вызывать серьезные сомнения, тем более, что и наяву он и Мария проявляют некую взаимную симпатию. Любит ли Александр Марию? Скорее всего он ее хочет, не более того, и уж точно не любит свою жену, иначе не привиделась бы она ему во сне со столь бесстыдно обнаженными коленями перед его другом и домашним врачом. Тот, очевидно, тоже не ценит хозяев виллы, раз мечтает удрать от них "хоть в Австралию".
И мальчик, сын хозяев, так и не названный не разу по имени, вряд ли любим своими родителями. Отец гуляет с ним, ведет длинные беседы, внешне все, как у людей, но стоит ребенку, играя, прыгнуть на отца сзади, как тот зверски бьет его в лицо, не ощутив у себя на плечах детских ладошек (или, ведь Александр профессиональный актер, делая вид, что не ощутил?). Он любит сентиментальные разговоры об их вилле, где они так счастливы с женой и сыном (жена откровенно признается, что вышла замуж не по любви, боясь потерять свою независимость). Но вот в комнате начинает дрожать посуда, падает стеклянный сосуд с молоком, гул идет по помещению. Аппарат перемещается наружу и зритель видит ногу великана, объектив поднимается и мы видим Александра, у ноги которого приютился игрушечный макетик их дома, который хозяин с удовольствием бы раздавил, не помешай ему Мария. А ведь игрушку делал в подарок отцу мальчик, искренне верящий в неподдельную любовь его к их маленькому мирку.
Так о какой же жертве идет речь? Уйти от семьи? Разрушить дом? Спать с Марией? Обо всем этом Александр мечтал еще до своего сна! Но по меркам "истеблишмента", к которому принадлежит и герой, — это не этично, это очень и очень не хорошо. А Александр хочет себе нравится, хочет уважать себя. Война? она, конечно, все могла бы развязать без его участия т, соответственно, без его вины. Но войны нет. И "герой" отлично обходится без нее. Ублажать свою похоть и агрессивность — это, конечно, плохо. Но вот принести себя в жертву! Спасти человечество!
Кто не слыхал о такого рода "спасителях" обманывавших других? Не только других обманывают они, но и себя, в первую очередь себя.
Грань между "безумством храбрых" и эгоистической расчетливостью оказывается достаточно условной. Об этом фильм Тарковского "Жертвоприношение".
Великий актер на подмостках истории, Талейран, говаривал, что слова нужны людям для того, чтобы скрывать свои мысли от других, Александр скрывает их и от себя самого.
А мальчику слова нужны совсем для другого. Его любовь, преданность, вера искренни и не поддельны. Слова ему нужны для того, чтобы выразить нечто, существующее до слов и помимо слов.
Операция прошла удачно — ребенок заговорил. И первые его слова это — вопрос, обращенный к отсутствующему отцу: "В начале было слово. Почему это, папа?"
В начале был человек, этот же мальчик, не умевший говорить, но уже любящий и преданный.
В начале было то, о чем нужно сказать. В этом завещание художника своему сыну и нам всем.
1989 г.
Луга, Заклинье
