ПРЕДЫСТОРИЯ НАЦИОНАЛИЗМА

Валерий Ронкин

Пессимист - это человек, который полагает, что переход от обезьяны к человеку уже завершен. Я - оптимист.

Т.И.Ойзерман."Мысли, афоризмы".

На протяжении веков психика человека (душа) мыслилась как арена деятельности неких внешних для него сил: духов, богов, которые и определяли его поведение, позитивное (для него самого или для его окружения) или негативное. Зороастризм, а впоследствии и манихейство, представили ее полем деятельности, воплощенного в Боге (Ормузд) и его противнике - Дьяволе (Ахриман), добра и зла. Эта точка зрения в той или иной форме проникла и в монотеистические религии, в которых Бог, всемогущий основатель и руководитель мира, зачастую оказывается бессильным перед кознями Дьявола. Особая отрасль теологического знания - теодицея (оправдание Бога) пытается доказать, что существование в мире зла не противоречит религиозным представлениям о Боге, как об абсолютном добре.

Эпоха Просвещения не внесла в эти представления ничего нового, хотя наиболее крайние ее идеологи вообще отрицали существование и того, и другого, подставив на место Дьявола испорченный "свет" (традиции, государство, собственность), а вместо Бога - разумного, не испорченного "светом", воспитателя. (Слово "свет" заменило канонического Люцифера, имя которого в переводе суть "светоносец").

Психика человека была представлена как tabula rasa -чистая доска, на которой воспитание (Просвещение) может написать все, что угодно. Наиболее полно эту точку зрения выразил К.Маркс: "Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание"(т.13, с.7).Это было время оптимистических надежд, которым, увы, не суждено было оправдаться. Говоря словами И.Ильфа, "с изобретением радио мыслилось счастье человечества; вот радио есть, а счастья нет".

Идею "чистой доски" под серьезное сомнение поставили сочинения З.Фрейда, а затем и К.Юнга. "Архетипы - писал он - представляют собой системы установок, являющихся одновременно и образами и эмоциями. Они передаются по наследству вместе со структурой мозга, более того они являются ее психическим аспектом. С одной стороны они формируют чрезвычайно сильное инстинктивное предубеждение, с другой являются самым действенным подспорьем в процессе инстинктивного приспособления.

Любую психическую реакцию, несоразмерную с вызвавшей ее причиной, необходимо исследовать относительно того, не была ли она обусловлена в то же время и архетипом"(Юнг 1993 с.136).

Задолго до Юнга эту же мысль высказал наиболее в то время активный последователь Ч.Дарвина - Т.Гексли: "Подобно многим выскочкам, человек охотно оттолкнул бы лестницу, по которой он выбрался в люди. Он охотно убил бы в себе тигра или обезьяну. Но они отказываются ему повиноваться и это-то незваное вторжение веселых товарищей его буйной юности в правильную жизнь, налагаемую на него гражданственностью, присоединяет новые бесчисленные и громадные страдания к тем, которые космический процесс налагал на него ранее, как на простое животное, И цивилизованный человек клеймит его грехом"(цит.по Манзбир 1910 с.159 ).

На заре своей истории человек не противопоставлял себя иным представителям животного мира. Поэтому нет ничего удивительного в том, что улей или муравейник мыслился государством с законами, иной раз, превосходящим человеческие, а подданные таких государств казались людям не менее, а а то и более разумными, чем они сами. Удивительно, что подобная точка зрения сохранялась почти до конца прошлого века, пока французский энтомолог А.Фабр не доказал, что действия насекомых почти целиком сводятся к реализации некой наследственной ( генотипической) программы. Этот, инстинктивный, способ поведения был противопоставлен разумному поведению homo sapiens, что позволило апологетам человеческой гордыни взять реванш после победы дарвиновской теории.

Однако очень скоро начали накапливаться факты, свидетельствовавшие о том, что и на этом рубеже позиция тех, кто пытался провести абсолютную границу между человеком и животными оказалась достаточно уязвимой.

Волки во время загонной охоты проявляют явные признаки рассудочного поведения, т.е. умения выбирать те действия, которые в данных конкретных условиях приводят каждого из них и всю стаю в целом к достижению цели.

С другой стороны, человек, как оказалось, свободный в выборе способов достижения своих целей, далеко не свободен в процессе целеполагания, в своих мотивациях - побуждениях, вызывающих соответственные эмоции и через них активность и направленность своей деятельности.

Когда дело касалось влияния на поведения человека голода, жажды, болевых ощущений, их биологическая природа не вызывала никаких сомнений. Но почему созерцание шедевра архитектуры может вызвать в человеческом организме физиологические изменения (давления, сердцебиения, концентрации в крови гормонов или других веществ), в принципе не отличающиеся от тех, которые вызывают явно биологически значимые раздражители? Почему страх отставки или разорения вызывает такую же физиологическую реакцию человеческого организма, как и страх боли, хотя их последствия заведомо не могут нести никакой биологической угрозы? Не приходится сомневаться, что между самыми что ни на есть "человеческими" раздражителями и физиологической реакцией нашего организма существует причинно-следственная связь. У нас уже давно стало обычным вводить в причинно-следственные цепочки факторы принципиально не поддающиеся какому-либо рациональному определению, объяснению или проверке, зачастую закамуфлированные псевдонаучной терминологией: "классовое сознание" (Ленин), "ассимиляция и диссимиляция"(Лысенко), "космическая энергия" (Л.Гумилев), "биологическое поле" (Кашпировский? Чумак?). Признание таких факторов зиждется исключительно на вере и, следовательно, никакому разумному объяснению не подлежит.(Термины эти сами по себе могут нести и рациональное содержание, в таком случае они и вводятся, и употребляются иначе.)

В случае анализа мотиваций следует допустить, что все они, в конечном итоге, имеют биологическую, генетическую природу и, как я попытаюсь доказать далее, социальные формы проявления.

Мотивации ("установки" в цитате из К.Юнга) можно подразделить на следующие четыре категории, обеспечивающие:

    1. Самосохранение данной особи (связанные с преодолением чувства голода, жажды, недостаточностью информации, болью, страхом).
    2. Сохранение вида: сексуальное, родительское, детское поведение.
    3. Сохранение группы, сообщества (для групповых видов): иерархическое доминирование, груминг, обмен информацией.
    4. Сохранение и расширение экологической ниши, занимаемой особью, группой и видом.

Безусловно, классификация эта в значительной степени условна - детское поведение с таким же успехом можно определить, как поведение, способствующее сохранению особи, между грумингом и сексуальным поведением четкой границы провести нельзя, как нельзя у многих видов провести грань между иерархическими и сексуальными мотивациями.

В контексте этой статьи нас будет интересовать прежде всего территориальное поведение животных, которое можно рассматривать как с точки зрения защиты экологической ниши особи или стада, расширения ее, если вопрос идет о виде, так и с точки зрения сохранения и сплочения стада или группы.

С точки зрения вида территориальность сводится к тому, что аутсайдеры, вытесняемые из ареала их обитания, вынуждены отправляться на поиски новых мест, что ведет в конечном итоге к территориальной экспансии вида. С точки зрения особи или группы "территория - область, в пределах которой ее постоянный обитатель пользуется в отношении доступа к ограниченным ресурсам правом первенства, не принадлежащим ему в других областях" (Дьюсбери 1981 с.114). Таким образом популяция может регулировать свою численность, не позволяя аутсайдерам занимать гнездовые участки и приносить потомство, тем самым избегая перенаселения и тотального голода, одинаково опасного как доминирующим животным, так и подчиненным.

"По-видимому территориальное поведение должно иметь очень большую селективную ценность, поскольку установление и защита территорий занимает у животных много сил и времени."(Мэннинг 1982 с.187).

"Территориальное поведение сформировалось в результате того, что носители генов, ответственных за такое поведение, получали преимущества, т.е. смогли внести гораздо больший вклад в последующие поколения, чем особи лишенные этих генов."(Панов 1983 с.129)."Территориальность будет развиваться, если экономический "выигрыш" от защиты территории превышает затраты или "плату" за ее охрану."(Там же.)

У некоторых видов муравьев весной, когда насекомые вновь осваивают свои владения после зимовки, нередко вспыхивают "пограничные конфликты" в которых участвуют многие тысячи муравьев. В это время происходит "передел" охотничьих угодий - ослабевшие за зиму колонии уступают часть территории более многочисленным соседям. Причина таких войн кроется в "продовольственной проблеме", встающей перед муравьями ранней весной. Постепенно муравьиные войны сменяются мирным существованием и все лето вмешательства в дела соседей практически не наблюдается.

Попав в чужие земли, муравьи ведут себя неуверенно, предпочитая уступать хозяевам без боя. Но на своих участках, ощущая знакомый запах, они становятся неудержимыми бойцами и в стычках почти всегда побеждают чужаков.(Кипятков 1991 с.298).

У муравьев оппозиция "свой - чужой", касается ли это особи или территории определяется запахом. Поэтому муравейники могут существовать, как органическое целое, насчитывая в своем составе многие тысячи насекомых. У высших животных усложнение поведения группы возникает благодаря способности различать индивидов, что немыслимо без индивидуальных различий в облике и поведении. Члены такой группы связаны согласованным поведением, исключающим столкновения, тогда как к "чужакам" проявляется аффектированная враждебность, позволяющая без больших усилий изгонять нежелательных пришельцев.(Наумов 1967 с.282) Но "личные" отношения делают невозможным существование групп, численность которых заметно превышает сотню индивидов. Перейдем, однако, от муравьев к ближайшим "веселым товарищам буйной юности" человека - приматам, к наиболее близкому нашему родственнику - шимпанзе. Стадо у шимпанзе представляет собой рыхло организованное сообщество знакомых друг с другом особей, отношения между которыми держаться на весьма миролюбивых высоко персонализированных связях. Участки обитания соседних стад велики и широко перекрываются. Иногда возможны случаи враждебного отношения между животными из разных группировок. Как и другие обезьяны, шимпанзе пасутся на большой площади, а для ночевки выбирают деревья, на которых чувствуют себя в большей безопасности.

Следует учитывать, что популяции одного и того же вида обезьян, живущие в разных экологических условиях имеют и разную структуру организации. Для популяций же разных видов обезьян, живущих в сходных экологических условиях, характерна и сходная организация сообществ.(Крушинский 1986 с.203)

Из животных же наиболее экологически близких к предгомонидам можно назвать не лесных, а саванных шимпанзе и (лучше изученных) павианов.

Павианы, живущие в эфиопских пустынях, находятся в исключительно суровых для обезьян условиях, Элементарная единица сообщества у них группа с одним самцом, члены которой кормятся в течении дня вместе. На ночь такие группы объединяются на определенной скале, образуя стаю, состав которой относительно постоянен. Иногда несколько стай объединяются еще в большую группу.

Территория , на которой животные пасутся может использоваться несколькими такими стаями совместно, однако убежища - одинокие деревья или скалы, каждая стая использует самостоятельно и члены других сообществ оттуда изгоняются. Чем дальше удаляется животное от такого убежища, тем осторожнее оно себя ведет; в случае опасности животные собираются вокруг него или на нем. (Дьюсбери 1981, Файнберг 1980).

Таким образом это дерево или скала в психике животного оказываются связанными как с суточным ритмом его активности, так и с оппозициями: "верх - низ", "безопасность - опасность"(оппозиция биологически значимая для любых лазающих животных) "безопасность - пища", "свой - чужой". В этом наборе мы без труда можем узнать повсеместно распространенный архетип (мифологему) мирового дерева, под кроной которого существует организованный космос, а за ее пределами начинается хаос; разрушение мирового дерева или мировой горы означает конец мира, т.е. возвращение его к первобытному хаосу.

Нижняя часть дерева связывается с пищей - около нее, как правило изображаются травоядные животные, объекты охоты и скотоводства, В земледельческих культурах, связанных с культом мертвых, земле и ее недрам, а не только поверхности придается особое значение.

Мировое дерево (гора) или их рукотворные модели (пирамиды, церкви, башни) символизировали и символизируют до сих пор как единство некоей человеческой общности, так и ход времени (первоначально преимущественно суточный ритм);на них воображение людей помещали солнце и луну, а после изобретения механических часов в Европе, на зданиях городских ратуш появились часы. "С их появлением время начало ускользать из рук духовенства. Городская коммуна сделалась хозяйкой собственного времени со своим особым ритмом".(Гуревич 1984 с.162) За два десятилетия до появления выражения "время застоя" возник каламбур: "На страже времени стоят кремлевские часы!" Чем дальше наш древний предок отходил от такого реального убежища, тем больше ему была необходима уверенность в его существовании .Мифологическое дерево, гора, а затем и их модели, на создание которых человечество не жалело ни сил, ни средств, укрепляло эту уверенность, а вместе с ней и чувство безопасности.

Известный антрополог Луис Лики, организовавший в 1960 г. систематическое наблюдение за живущими в естественных условиях шимпанзе, в дальнейшем перенаправил интерес одного из наблюдателей на поведение гиен. Это объяснялось тем, что в отличие от обезьян, ведущих преимущественно вегетарианский образ жизни, человек на довольно ранних стадиях антропогенеза превратился в хищника.(У павианов и шимпанзе хищничество было зафиксировано как явление спорадическое.) В результате наблюдений выяснилось, что гиены объединяются в кланы, включающие до сотни особей. Их место обитания разделяется на ряд территорий, принадлежащих разным кланам, каждый из которых регулярно патрулирует свои границы, помечая их запахом. На пограничной территории нередко наблюдаются достаточно кровавые столкновения между кланами, причем чем ниже ранг животного, тем безнаказаннее он может пересекать такую границу.(Ван Лавик-Гудолл 1981) Такое же поведение, при гораздо меньших стаях, демонстрируют и волки. Основу структуры популяции волков составляет семья-стая, занимающая строго фиксированные участки обитания, в использовании которых проявляется гнездовой консерватизм и стереотипность территориального поведения. Отношения между членами семьи-стаи и пришлыми зверями базируются на доминирующей роли хозяина участка.(Гурский, Назаренко 1976 с.82)

Для того, чтобы понять, как территориальные инстинкты, доставшиеся нам в наследство от "веселых товарищей нашей буйной юности" влияют на поведение сегодняшнего homo, не всегда достойного титула "sapiens", придется коснуться некоторых проблем психосемиотики.(Семиотика - наука о знаках и знаковых системах.)

Под знаком мы будем понимать некоторый объект или явление, замещающий в процессах передачи, хранения и обработки информации другой объект или явление.В этом смысле знаковой системой является и генетический код, и ощущение, и пчелиный танец, и положение ушей собаки. В человеческом обществе знаки играют особую роль.

Гармонизацию психики (души) и окружающего мира, вне которой человек испытывает психологический дискомфорт, он осуществляет двумя путями - преобразуя внешний мир (добывая огонь, засеивая ниву, строя дорогу или аэропорт) или приспосабливая свою психику к этому миру, создавая психологическую защиту (различные варианты которой описаны уже Фрейдом).

Знаки, используемые для описания технологии воздействия на внешний мир будем называть дескрипторами; знаки, оперируя которыми, человек строит свою психологическую защиту - символами.

Дескриптор однозначно связан с обозначаемым объектом, эмоционально нейтрален, поскольку подкрепление, "польза", по выражению кота Матроскина, является следствием не знаковой манипуляции, а действий , этими знаками только описываемых. Дескриптивные системы подчиняются законам формальной логики.

Символ неоднозначно связан с отображаемым, поэтому его однозначная интерпретация невозможна ни в каком контексте. Поскольку само манипулирование символами порождает эффект психологической защиты, он эмоционально нагружен, ибо несет положительное или отрицательное подкрепление в самом себе. Оперирование символами происходит вне формальной логики, на что обратил внимание еще Леви-Брюль.

Попытки создания технологических алгоритмов на основе символов бессмысленны и опасны - сжигание ведьм, якобы вызывавших засуху, или расстрелы врагов народа не создали новой аграрной технологии, так же как и камланья, крестные ходы и партсобрания. Дескриптор же в символическом контексте превращается в символ со всеми, вытекающими отсюда последствиями.

Поскольку человек изменяет свою экологическую нишу со скоростью, за которой естественный отбор заведомо не поспевает, его биологически запрограммированные мотивации оказываются не реализуемыми. Кроме того, перед человеком, в отличии от животного, проблема возможности и необходимости собственной смерти стоит постоянно и мотивации, связанные с инстинктом самосохранения не могут быть реализованы никакой медицинской технологией. Недаром один из древнейших силлогизмов формальной логики выглядит так:

Все люди смертны. Сократ человек. Следовательно - Сократ смертен.

Невозможность создать некую технологию реализации каких-либо мотиваций компенсируется психологической защитой, осуществляемой посредством манипуляции символами.

Следует напомнить, что приспособительная ценность многих биологических мотиваций соответствовала эпохе очень слабого расселения наших предков по территории земного шара, их относительно примитивному логическому мышлению и тому, что, кроме зубов и когтей, на их вооружении находилась, разве что, примитивная дубинка. Для человека, нации и человечества, вооруженного термоядерным оружием на ставшей необычайно маленькой Земле подчинение биологическим мотивациям, которым разум пытается придать псевдологические обоснования становится опасным. Об этом, впрочем, сказал еще К.Лоренц (1994)

В данном случае нас будет интересовать символика, связанная с мотивациями территориального поведения. На одном из таких сложных символов мировом дереве (горе) я уже останавливался.

Не менее важными для нашей темы символами является оппозиция "своего и чужого". Впечатления раннего детства, когда животное находится в состоянии безопасности (более психологической нежели реальной) у тех, кто выжил, запечатлеваются на всю жизнь, в результате чего объекты, связанные с восприятием раннего детства и в дальнейшем становятся символами безопасности. К таким первым впечатлениям безусловно относится мать, внешний вид и особенности поведения ближайшего окружения (снегирь, выросший в человеческом окружении и лишенный общества "соплеменников" в течении первого года жизни, необратимо именно одного из людей будет выбирать в качестве полового партнера (Хайнд 1975 с.556).

"Свои" для стадного животного это те, чье поведение для него предсказуемо и, следовательно, относительно безопасно, те, кто будет защищать его в межгрупповых конфликтах и в случае нападения хищника и те, кого он будет защищать в подобной же ситуации. Все остальные - "чужие". Если рассматривать эту проблему с чисто биологической точки зрения, то для млекопитающих и птиц генное наследование такого "альтруистического" поведения может происходить только тогда, когда носитель генов "альтруизма" спасает своих ближайших родичей - только в этом случае гибель обладателя "альтруистического" гена будет компенсироваться спасением других его носителей - братьев, детей, кузенов. Если в группе много родственников такого "альтруиста", то количество таких генов в популяции будет возрастать по мере повторения такого поведения. Если же число "спасаемых" генов будет меньше числа выбывающих, такой генотип будет выбраковываться.

И здесь мы должны покинуть область биологии. Как мы помним символ далеко не однозначно соотносится с обозначаемым явлением и никогда его значение не может быть выражено полностью посредством языка. Поэтому символика "своих" хотя и имеет явно "семейный" оттенок - от мафиозных "семей" до "всемирного братства трудящихся"; от "отца" (царя, командира, Сталина) до сталинских же знаменитых "братьев и сестер", в реальной жизни распространяет соответствующее эмоциональное восприятие на любой круг людей. Однако, вопреки всякой исторической очевидности, любой национализм апеллирует прежде всего к кровному (на современном псевдонаучном жаргоне "генетическому") родству "своих".

Кровнородственная символическая связь противопоставляется дескриптивному правовому сообществу чужих между собой людей, заключивших взаимовыгодный договор.(Само понятие "договор" имеет долгую символическую историю, которой я не буду касаться, отсылая интересующихся к работе Ю.Лотмана "Договор и вручение себя").Как правило оказывается, что правитель, получивший отцовские права, вовсе не питает соответствующих эмоций по отношению к своим подданным. Но чем шире и чем менее обоснованными оказываются репрессии, тем большее количество людей искренне обожествляет такого "отца". В этом случае срабатывает психологическая защита от страха перед этим самым "отцом": бьют только чужих, которых не жалко. Я - "свой", следовательно, мне бояться нечего.(Предположение, что власти просто наплевать на судьбы своих подданных, слишком страшно, чтобы допустить его в сознание). Впрочем, если значительная часть населения рассматривает государство и власть, как внешнюю среду, которую можно и нужно приспосабливать к своим интересам, мифологеме "семья" в данном случае не оказывается места.

Как мы видим реальное воплощение оппозиции "свои - чужие" каждый раз определяется социальными или историческими факторами, но эмоциональное восприятие этого противопоставления имеет биологическую природу. Социализация биологических мотиваций происходит в процессе их символизации, так и символизации феноменов окружающего мира.

Точно такое же значение, как и окружение, приобретает для молодого животного и тот участок земли, где оно родилось и провело свое детство. Отсюда мифологема Матери-Земли (Родины, Отечества).

" Среди сухопутных млекопитающих нет животных не связанных с определенным участком земли. Даже такие отъявленные кочевники, как сайгаки и газели, и те помнят место, где они родились, и к этому месту они привязаны всю жизнь.

Нельзя путать понятия "участок обитания" и "территория". Участок обитания - это пространство, удовлетворяющее повседневные потребности животного. Территория - это пространство, где животное доминирует над другими особями того же вида"(Баскин 1976 с.94).

На своей территории животное лучше ориентируется, знает возможные убежища, следы, постоянные метки совладельцев и поэтому ведет себя гораздо смелее, нежели пришельцы. Если под термином "сакральное" понимать не некие мистические свойства, недоступные разуму, а явления, вызывающие повышенную эмоциональную реакцию, то можно утверждать, что территория для ее "хозяев" является сакральной, т.к. в случае нападения (имеется ввиду представитель того же вида) обороняется с гораздо большей яростью, чем в случае конфликта за ее пределами; "агрессор" принимает это во внимание и ведет себя тем более осторожно, чем дальше он проникает вглубь чужой территории. Территориальное поведение вовсе не исключает появления на ней чужаков, однако попытка "гостя" принять позу доминирования немедленно вызывает агрессию со стороны хозяев.

Анализируя отношение к пространству у древних скандинавов, Гуревич замечает: "Место жительства настолько прочно "срослось" с его обитателем, что одно не мыслится без другого, полное имя человека состоит из его собственного имени и названия двора, где он живет.(Ср. русское "отечество-отчество"). Можно сказать, что как человек владеет усадьбой, так и она им "владеет", накладывая на личность свой отпечаток".(с.61)

Австралийские аборигены, чье детство было связано с перекочевками, верили, что души еще не родившихся людей находятся в связи с тропами странствий героев древности и предков. По их представлениям обиталище душ членов племени, так же как и душ животных и растений располагается вдоль этих троп. Поэтому будущее племени считается обеспеченным только до тех пор пока люди остаются на своих территориях. Лица, принадлежащие к локальной группе по рождению владеют определенными участками племенной территории, однако правильнее будет сказать, что она владеет ими. По их представлениям души членов локальной группы (или рода) до своего воплощения обитали в определенном месте на принадлежащей роду земле и после смерти человека вернуться туда же, дожидаясь нового воплощения.(Элькин 1952 с.42, 54) По греческому народному воззрению души предков возвращаются из земли к новому земному рождению; римляне клали новорожденного на землю, с которой поднимал его отец.(Dietrich 1905)

Интересно, что и в Австралии, где землей владела патрилинейная группа, для проведения обряда в каком-нибудь месте требовалось разрешение и руководство человека, чья мать или мать отца принадлежала к роду-владельцу (в связи с экзогамией он уже принадлежал к другому роду), он называл это место "мать" или "мать отца".(Роуз 1989 с.177)

В иранской мифологии первые мужчина и женщина появились как плоды растения; древние скандинавы считали предками человечества ясень и иву.(Ср. русск. "коренной житель".)

В других традициях человек создается божеством из глины. Мифы, повествующие об этом, существовали и в древнем Шумере, и у американских индейцев, и в Африке.(Мифы народов мира. Антропогенез)

Девкалион (сын Прометея) и жена Девкалиона Пирра бросали через голову "кости праматери" - камни, которые и превратились в людей, населивших землю после потопа. Подобные представления существовали и на Руси. Русский средневековый книжник, разоблачая дохристианские представления, писал: "То не Род, сидя на воздухе, мечет на землю камни и в том рождаются дети".(Гальковский 1916 с.179)

В антропогенных мифах не всегда отчетливо различается происхождение всего человечества и данного народа. У многих первобытных народов название своего племени и слова "человек" совпадают. Мифологическое сознание не знает формально-логической определенности; оно слабо различало землю наследственного хутора, землю - территорию государства, всю землю. Генетически запрограммированные территориальные мотивации и связанное с ними эмоциональное состояние порождали символику матери-земли которая с одной стороны по-матерински относится к человеку, с другой обладает могуществом и свойствами, немыслимым в отношении любой реальной женщины. Не приходится доказывать насколько мощно такая мифологема может выполнять функции психологической защиты.

Мифологемы такого рода порождали представления о мистической связи земли и людей ее населяющих, представления, лежащие в основе сегодняшних межнациональных конфликтов, этнических чисток и геноцида.(Самое место здесь напомнить тезис К.Юнга о реакциях, несоразмерных с вызвавшими их причинами, которые могут иметь архетипические основания.)

Прежде, чем перейти к анализу сравнительно недавно возникших мифов, я остановлюсь на неких общих теоретических положениях. Мифологема, архетип не есть какое-либо высказывание или даже образ. Это прежде всего определенная структура ассоциаций, врожденная или неявно навязанная данной культурой и имеющая мощную эмоциональную значимость. В средние века, например, гонениям подвергались "колдуны и ведьмы"; в ХХ веке -"враги народа", теперь на очереди "массоны". Мы все были очевидцами того, как архетип "Бог" стал именоваться "наукой", а ныне это же слово многими начинает восприниматься в значении "Дьявол". Мифы, таким образом, склонны к "переодеванию" и уберечь нас от попыток строить технологические алгоритмы на основе мифологической символики может только умение различать древние мифы в каком бы одеянии они не появились бы. Первый из таких новоявленных мифов состоит в том, что идеология патриотизма(в понимании почвенников - национализма и связанной с ним государственности), есть по преимуществу крестьянская идеология. Государственность ("державность" по выражению Бориса Федорова) имеет непосредственную связь с территориальной агрессивностью, недаром у Салтыкова-Щедрина она вызывала ассоциации с желанием или возможностью "Держать и не пущать!", но к специфически крестьянской психологии никакого отношения не имеет.

Само слово "патриотэс" возникло в городах-государствах античной Греции и обозначало "соотечественник", т.е. было значимо тогда, когда встречались люди, оторванные от общей для них родины.

Широкому внедрению в идеологию новейшего времени способствовала Великая Французская Революция, во время которой слова "патриот" и "гражданин" (буржуа) сделались синонимами.

Для крестьянина же, обозначавшего одним словом "мир" отсутствие войны, деревенское сообщество и всю вселенную в целом, родиной, отечеством была та конкретная обстановка, в которой он вырос, как для Булата Окуджавы "Ах, Арбат, мой Арбат! Ты мое отечество!" Эта, обжитая им с детства, земля для крестьянина была и кормилицей, и матерью, и высшей инстанцией. Что же касается государства с его налогами, чиновниками, властью - оно было всегда чуждо, если не враждебно крестьянской психологии.

Библия не случайно связывает возникновение языковых, а следовательно и национальных, различий с городом Вавилоном, рассматривая самое появление их, как Божью кару за человеческую гордыню.

И теперь я остановлюсь на другом мифе - о совместимости христианства и национализма. Впрочем национал-социалисты в Германии и наши, российские доморощенные "волхвы" давно отказались от христианства, объявив его плодом жидо-масонского заговора.

Человек христианской культуры, хотя и не религиозный, Т.Гексли не случайно назвал атавистическое наследие нашей психики грехом. Христианство многое сделало для того о, чтобы освободить человека от его биологического наследия. Символика христианства даже таким примитивно-биологическим мотивациям, как голод и жажда сумела придать новый, духовный, чисто человеческий смысл.

Несколько по новому было истолковано и еврейское предание о сотворении человека из праха земного. В отличие от других подобных мифов, связывавших какую-либо этническую общность с Матерью-Землей, как конкретной географической реальностью, библейская версия связывает человеческие корни с землей как таковой, в крайнем случае библейскую родину человечества можно отождествить с Эдемом, из которого люди были безвозвратно изгнаны, а сам сад эдемский поставлен под охрану Херувима, вооруженного пламенным мечом. На всей прочей же земле все люди оказываются такими же странниками, какими были евреи-кочевники.

Христианство внесло в такое мировосприятие серьезные коррективы: ценность родственных связей не только в масштабах нации, ибо в новом христианском мире "нет ни эллина, ни иудея, ни скифа"(Кол.3.11), но и в масштабе семьи оказалась под подозрением -"ибо я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее" (Матф.10.34) "И некто сказал ему (Христу): вот матерь твоя и братья твои стоят вне, желая говорить с тобою. Он же сказал в ответ говорившему и указав рукою на учеников своих: вот матерь моя и братья мои."(Матф.12.46-50) Христианство вообще поставило под сомнение ценность всего земного, противопоставив "Горнее"(возвышенное, относящееся к миру духовному) - "Дольному", (земному, мирскому, вещественному, суетному).Оппозиция "опасность - безопасность", связанная с верхом и низом Мирового Дерева, христианством была переосмыслена, как противопоставление духовной безопасности (спасать следовало прежде всего душу), связанной с Отцом Небесным и небесной же Богоматерью, безопасности тела, которая мыслилась проблемой исключительно земной.

В таком контексте "почвенничество" было прямым вызовом христианской этике и христианским ценностям.

"Нужно признать, что условия, вызывающие войну, - писал почти полвека назад английский биолог А.Кейт, - разделение животных на социальные группы, "право" каждой группы на ее территорию и развитие комплекса враждебности, направленной на защиту этой территории, появились на земле задолго до появления человека."(цит. по Эфроимсон 1995 с.35)

История не утешает нас. Христианство оказалось бессильным перед бестиями ("животными" лат.) в человеке. Опомнившись, человек клеймит проделки этих бестий грехом, кается в грехах, а в это время другие люди идут в бой. Хорваты-христиане идут убивать сербов; христиане сербы отправляются уничтожать хорватов.

И , позабыв заповедь "не убий!" батюшки и фельдкураты заранее отпускают "своим" грехи и благословляют их оружие.

Когда горит склад бывает, что воры растаскивают его содержимое, но не всегда они являются виновниками пожара и уж точно не они создают пожароопасную обстановку - когда загорается очередной пожар межнациональной вражды, находятся желающие погреть на этом руки, чтобы ублажить свои властные амбиции и самоутвердиться таким образом, но не они создают пожароопасную установку, а бестии, сидящие в каждом из нас. Да и сами эти властные амбиции это - символически выраженные мотивации, связанные с потребностью занять более высокое место в стадной иерархии, в "порядке клевания" существующем на любом птичьем дворе.

Люди в который раз отправляясь в "последний и решительный бой" оказываются жестоко обманутыми результатом того, что они принимали за победу. Попытки одним ударом разрушить мир насилья приводили к насилию же.

И все-таки умудренные опытом и не обескураженные неудачами мы должны вновь и вновь подниматься на брань с бестиарием, надеясь если не уничтожить классовые, национальные, конфессиональные противоречия, то хотя бы, как сказал мой друг Михаил Молоствов - превратить мордобой в бокс, а если удастся то и в шахматную партию.

Я взялся за написание этого опуса в надежде, что вглядевшись в себя, оценив, что управляет им хоть кто-нибудь перестанет вести себя, "как бессловесные животные, водимые природою, рожденные на уловление и истребление".(1 Петр.2.12)

Согласно довольно распространенным представлениям нечисть боится зеркала. Значит следует глядеться в него чаще.

март 1996 г.

Литература.

1. Баскин Л. М. Олени против волков. М. 1976.

2. Гальковский Г. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси. т. 1. Харьков 1916.

3. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М. 1984.

4. Гурский И. Т. , Назаренко Л. Ф. В сб. Групповое поведение животных. М. 1976.

5. Дьюстбери Д. Поведение животных. М. 1981.

6. Кипятков В. Е. Мир общественных насекомых. Л. 1991.

7. Крушинский Л. В. Биологические основы рассудочной деятельности. М. 1986.

8. ван Лавик-Гудолл Д. и Г. Невинные убийцы. М. 1981. 9. Лоренц К. Агрессия. М. 1994.

10. Леви-брюльЛ. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М. 1994.

11. Лотман Ю. М. "Договор" и "вручение себя" как археттипические модели культуры. Уч. зап. Тартусского у-та. 1981.

12. Манзбир М. В сб. "Памяти Дарвина" Научное слово. М. 1910.

13. Маркс К. Энгельс. Соч. М. 1955-81.

14. Мэннинг О. Поведение животных. М. 1982.

15. Панов Е. Н. Поведение животных и этологическая структура популяции. М. 1983.

16. Роуз Ф. Аборигены Австралии. М. 1989.

17. Файнберг Л. А. У истоков социогенеза. М. 1980.

18. Хайнд Р. Поведение животныых. М. 1975.

19. Элькин А. Коренное население Австралии. М. 1952.

20. Эфроимсон В. П. Генетика этики и эстетики. С-Пб 1995.

21. Юнг К. Проблема души нашего времени. М. 1993.

 



Hosted by uCoz