Истоки и
последствия ленинизма.
Если открыть любой словарь советского времени на слове «Ленин» или «ленинизм», то там обязательно найдется словосочетание «марксизм-ленинизм» или фраза типа: «Ленин – гениальный мыслитель, теоретик марксизма», «Ленин – гениальный продолжатель учения К. Маркса и Ф. Энгельса». Попытаемся выяснить, насколько эти утверждения соответствуют действительности.
Маркс, несмотря на все его ошибки, признан крупнейшим европейским философом. «Марксизм» самостоятельно победил только в странах «азиатского» типа. В европейских странах он был навязан советскими танками.
Коммунистическая идеология не была изобретением Маркса. Еще Аристофан в комедии «Женщины в народном собрании» высмеивал представления, очевидно, широко распространенные в его время и впоследствии получившие название «коммунистических».
Непосредственными предшественниками Маркса были Бабеф,
Бланки и их последователи, которые считали коммунистический переворот делом
активного революционного меньшинства.
В начале своей
философской деятельности Маркс еще отдает дань предшествующему этапу. «Философы
лишь различным образом объясняли мир,
но дело заключается в том, чтобы изменить
его» (т.3 с.4). Маркс, который получил докторскую диссертацию за работу по
греческой философии, не мог не знать, что Платон, как и масса других философов,
уже пытались изменить мир, но из этого ничего не вышло.
В дальнейшем, с середины шестидесятых годов, Маркс
начинает относиться к окружающему его миру скорее как очень заинтересованный
наблюдатель.
«Капиталистическое производство порождает с
необходимостью естественного
процесса свое собственное
отрицание» (М.Э.т. 23, с.773).
Эту же тему продолжает Энгельс: «Столкновения
бесчисленных отдельных стремлений и отдельных действий приводят в области
истории к состоянию, которое господствует в лишенной разума природе, …
случайность господствует и в исторических явлениях. Но там, где на поверхности
игры лежит случай, там сама случайность всегда подчиняется внутренним
скрытым законам. Все дело в том,
чтобы открыть эти законы» (т. 21, с.306). Поэтому для Маркса и Энгельса
«пролетарское движение есть самостоятельное движение», порождаемое
развитием производительных сил (М.Э.т.4.с.435).
В Манифесте Коммунистической партии (1848 г.)
говорилось: «Коммунисты не являются особой партией, противостоящей другим
рабочим партиям. У них нет никаких интересов, отдельных от интересов всего
пролетариата в целом. Они не выставляют никаких особых принципов, под которые
они хотели бы подогнать пролетарское движение» (М.Э. т.4.с437).
«Разве сплоченность Интернационала достигается с
помощью какой-нибудь единой догмы? Напротив…». Это уже пишет Энгельс в1894 г. (т.22. с.478)
«Там, где дело идет о полном преобразовании
общественного строя, массы сами
должны понимать, за что идет борьба и за что они жертвуют жизнью»
(М.Э.т.22.с.544).
Надо сказать, что в революции 1848 г. многие рабочие
действительно выступали под социалистическими лозунгами.
Итак, согласно Марксу и Энгельсу, социальные изменения
подчиняются законам, которые не только не зависят от воли и сознания человека,
но сами определяют его волю и сознание. Задача политической партии пролетариата
– не руководство классом, а теоретическая помощь ему.
Маркс жил в то время, когда наука делала огромные
успехи в самых разных областях знания. Там, где на поверхности лежал случай
(хаотическое движение молекул газа или случайные изменения организма), эта
случайность подчинялась газовым законам или законам естественного отбора.
Кампания Ллойда вывела статистические закономерности, необходимые для
проведения операций морского страхования. Подытожив данные истории Европы, Маркс и Энгельс сформулировали весьма
корректную для своего времени гипотезу
ее дальнейшего развития.
В эту гипотезу органически входило и представление о
пролетарской революции. Опыт буржуазных революций, завоевания колоний («превращение феодальных способов
производства в капиталистические») – все это давало право Марксу утверждать,
что «насилие является повивальной бабкой старого общества, когда оно беременно
новым» (М.Э. т.23.с. 761). Что касается террора, то о якобинском терроре Маркс
говорил, как о реакции «взбесившихся буржуа».
* *
*
Макс Вебер,
высоко оценивал эвристическое значение
марксистских понятий, как
«идеально-типических конструкций при анализе социальных институтов». Однако он
считал, что применять их можно, «если пользоваться ими для сравнения
с действительностью, но не
рассматривать их как
реально действующие «силы», «тенденции» и т.п.» (Избр. пр. М. 1990.с. 404).
Осознание физических идеально-типических конструкций
(«материальная точка», «идеальный газ», «закрытая система») как реальности,
приводила к безуспешным попыткам создания вечных двигателей. Гипотеза Маркса,
поэтому, скоро превратилась в очередную наукообразную и, вместе с тем, в
религиозную утопию. Постепенно эта гипотеза
выявила свою необоснованность, о чем было сказано Эдуардом Бернштейном в книге «Проблемы социализма
и задачи социал-демократии», опубликованной в 1899 г. (рус. пер.1901 г.).
Бернштейн утверждал:
1.Абсолютное обнищание пролетариата это миф. На самом
деле в развитых странах жизненный уровень рабочих ощутимо повышается. (Энгельс
писал Марксу еще в 1858 г.: «Английский пролетариат все более
обуржуазивается»).
2.Диктатура пролетариата обернется диктатурой
партийных ораторов. Задача социал-демократии помочь рабочим использовать
избирательную систему для отстаивания своих интересов.
3. Главное в марксизме не его практические
рекомендации, а его этическая направленность.
4.Коммунизм не осуществим, но движение в направлении
все большего осуществления его ценностей необходимо (цель недостижима, движение
к ней – все).
В европейской истории марксистская идея построения
коммунизма осталась только как очередная утопия. Из всех положений марксизма
рабочее движение восприняло (с соответствующей коррекцией) принципы классовой
борьбы и участия в политической власти.
После введения всеобщего избирательного права Энгельс
писал: «Ирония всемирной истории ставит все вверх ногами. Мы –
«революционеры», «ниспровергатели», мы гораздо больше преуспеваем с помощью
легальных средств, чем с помощью переворота» (М.Э. т.22.с.546). «Рабочие могут
завоевать еще некоторые позиции и притом легальным путем, путем, который явится для них политической школой» (М.Э.т.39.с.227).
«Там, где левые силы отказались от либерализма во имя
перманентной революции, они стали на путь тоталитаризма, надругавшись над
самыми элементарными правами человека. Напротив, там, где была сохранена
верность либеральным методам, левые силы с помощью социал-демократического
компромисса между государством и рынком смогли распространить гражданские права
на все категории трудящихся и создать такой тип демократии, который, несмотря
на все свои ограничения и недостатки, остается по сей день наиболее близкой к
великим социалистическим идеалам формой социальной организации» (К.Росселани.
Либеральный социализм.1989. с. 12).
* *
*
По-другому сложилось ситуация там, где победила
идеология политического переворота по инициативе и под руководством
революционного «сознательного» меньшинства.
Задача этого меньшинства не сводилась только к свержению
существующей власти или даже капиталистического строя. Само построение нового
общества (Бланки уже называл его «коммунизмом») предполагалось осуществить
властью (диктатурой) группы заговорщиков.
Бабеф четко разделил все население Франции на «граждан»,
которые заняты полезным (в основном – физическим) трудом и «иностранцев», всех
тех, кто с точки зрения бабувистов не приносит никакой пользы. Для последних, а
так же для тех, «кто будет арестован за обращение с воззваниями к французам»,
Бабеф предусматривал ряд островов, «которые
будут превращены в места исправительного труда» (Ф.
Буаноротти. Заговор во имя равенства. М. Л. 1948. т. II. с. 303, 306). Бланки придерживался тех же принципов,
только вместо «исправительного труда» предлагал изгнание инакомыслящих.
«Что за детская наивность, выставлять собственное
нетерпение в качестве теоретического аргумента!» (М.Э. т.18. с.514, 516). Во
Франции как бабувисты, так и бланкисты сошли с политической сцены довольно
быстро.
Иначе обстояло дело в России.
Наиболее одиозным представителем русских бланкистов
был Сергей Нечаев со своим «Катехизисом революционера», в котором
пропагандировался лозунг: «цель оправдывает средства». Его программную статью
«Главные основы будущего общественного строя» Маркс и Энгельс комментировали
так: «Какой прекрасный образчик казарменного коммунизма! Все тут есть: …
оценщики и конторы, регламентирующие воспитание, производство, потребление и во
главе всего, в качестве высшего руководителя безымянный и никому не известный «наш комитет» (т.18.с.414).
«Что такое упразднение частной собственности отнюдь не
является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего
мира культуры и цивилизации, возврата к неестественной
простоте бедного грубого и не имеющего
потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной
собственности, но даже и не дорос до нее» (М.Э.т.42.с.115).
* *
*
После убийства
одного из членов нечаевского кружка, позволявшего себе в чем-то не соглашаться
с лидером, Нечаев бежал за границу и с политической арены сошел.
Его место на крайнем фланге народнического движения
занял бывший член этого кружка Петр
Ткачев. (Далее, П.Н. Ткачев цитируется по изданию «Сочинения в двух томах» М.
1975, если не оговорено другое издание).
Если верить
воспоминаниям ближайшего сотрудника Ленина, Вл. Бонч-Бруевича, Ленин с
восторгом отзывался и о Ткачеве, и о Нечаеве: «Владимир Ильич придавал большое
значение Ткачеву, которого он предлагал всем и каждому читать и изучать. До сих
пор не изучен нами Нечаев, над листовками которого В.И. часто задумывался.
В.И. неоднократно заявлял о том, какой
ловкий трюк проделали реакционеры с Нечаевым с легкой руки Достоевского, когда
даже революционная среда стала относиться к Нечаеву отрицательно, совершенно
забывая, что Нечаев обладал особым талантом организатора, умением всюду
устанавливать особые навыки конспиративной работы, умел свои мысли облачать в
такие потрясающие формулировки, которые оставались памятны на всю жизнь». (Журнал
«Тридцать дней» 1934. янв. с18).
Свою политическую деятельность Ленин начинал как
правоверный марксист. «Освобождение рабочего класса должно быть делом самих
рабочих», писал он в проекте
программы социал-демократической партии в 1896 г. (т.2.с.85). Однако вскоре он
меняет точку зрения. Возможно, это произошло после его знакомства с книгой
Бернштейна, когда Ленину стало ясно, что
история «с необходимостью естественного процесса» порождает вовсе не
коммунизм, а нечто совсем другое.
Ткачев в какие-либо исторические закономерности не
верил: «Прогресс, т.е. совершенствование (общества) в хорошую сторону явится
только тогда, когда вместо худого и неразумного принципа в основу всего ляжет
принцип хороший и разумный. Развитием этого принципа будет прогресс» (т.1.с.57).
«Экономический расчет руководит человеком во всех его действиях и соображениях.
Но расчет может быть правилен и неправилен, его правильность зависит от
умственного развития рассчитывающего человека. Результатом неправильного
расчета является тот строй экономических отношений, который делает людей
несчастными» (т.1.с.61).
Уверенность Ткачева в том, что именно он знает, каков
должен быть этот правильный принцип (экономический строй), уверенность в том,
что любой выдуманный принцип может быть осуществлен на практике – поразительна.
«Сама революция становится у него (Ткачева) чем-то вроде девы Марии, теория –
верой, участие в движении – культом» (М.Э.т.18.с.524).
Ткачев: «Народ не
может сам себя спасти, народ, сам себе предоставленный, не может устроить
своей судьбы сообразно реальным потребностям». «Народ не имеет существенного
значения как положительная
революционная сила (с точки зрения его положительных идеалов), он имеет
значение как сила отрицательная, революционно-разрушительная» (т.2.с.166).
В 1901 г. Ленин пишет работу «Что делать?» (ПСС. т.6).
Ставя вопрос о том, «какого типа организация нам нужна», Ленин пишет о
народовольцах: «Подготовленная проповедью Ткачева и осуществленная посредством
«устрашающего» террора попытка захватить власть была величественна»
(с.173).
«Роль
передового борца может выполнить только партия, руководимая передовой теорией»
(с.24). «Рабочий класс в состоянии выработать в себе только точку зрения
тред-юнионизма» (с.30). «Классовое
политическое сознание может быть привнесено рабочему только извне»
(с.79). «Дайте нам организацию революционеров, и мы перевернем Россию» (с.127).
«Возникновение рабочего движения не избавляет нас от обязанности создать такую
же хорошую партию, какая была у землевольцев, напротив, это движение возлагает на нас эту обязанность, ибо стихийная
борьба пролетариата не сделается настоящей классовой борьбой его, пока
эта борьба не будет руководиться крепкой партией революционеров» (с.135).
Работа «Шаг вперед, два шага назад»: «Мы – партия класса, а потому почти весь класс должен
действовать под руководством партии» (ПСС. т.8.с.245); «партия наша должна
быть не только иерархией революционеров, но и массы рабочих организаций» (там
же, с.255).
В письме Энгельсу (1874 г.) Ткачев писал: «У вас
государство обеими ногами упирается в капитал, оно воплощает в себе
определенные экономические интересы. Оно держится не только на полиции и
солдатах, но весь порядок буржуазного режима укрепляет его… «Наш народ, несмотря на свое невежество,
стоит гораздо ближе к социализму, чем народы Западной Европы, хотя они и
образованнее. Для этого требуется мало, два – три военных поражения» (Избр. Соч. Ткачева, М.1933.т.3.с.92).
В ходе первой мировой войны Ленин вспомнил оптимизм
Ткачева.
В ленинских статьях «О лозунге соединенных штатов
Европы» (т.26.с.354), «Империализм, как высшая стадия капитализма» (т.27.с.
418), «Военная программа пролетарской
революции» (т.30.с.133) утверждается, что в связи с неравномерностью развития
капитализма пролетарская революция не может победить одновременно во всех
промышленно-развитых странах, как это утверждал Маркс, а первоначально победит
в одной, отдельно взятой капиталистической стране.
Ленин В.И.
Крепость цепи определяется крепостью самого слабого звена ее. - Полн.собр.соч.,
т.32, с. 201-202.
Ткачев: «Борьба, а, следовательно, насилие может вестись с успехом только
при соединении следующих условий: централизации, строгой дисциплины, быстроты,
решительности и единства в действиях. …Чтобы дать жизненную силу своим
реформам, оно (революционное государство) должно окружить себя органами
народного представительства и санкционировать их волей свою реформаторскую
деятельность» (т.2.с.96).
После февральской революции, когда неустойчивость
Временного правительства стала очевидной, большевики начали подыскивать себе
такие «органы народного представительства». Наиболее удобными оказались Советы.
Когда выяснилось, что представительство большевиков в
Советах рабочих депутатов оказалось незначительным, лозунг «Вся власть –
Советам!» был снят.(VI съезд партии, авг. 1917 г.),
Одновременно
начали возникать Советы солдатских депутатов, в которых большевики имели
гораздо большее влияние. Ленинская доктрина иерархии и безусловного подчинения
партийному начальству, «которое знает, как сделать все по правде и
справедливости», в наибольшей степени соответствовала психологии солдат (в большинстве своем – вчерашних крестьян). Слияние Советов в Советы рабочих и
солдатских депутатов позволило большевикам впервые (31 августа 1917) г.
добиться принятия предложенной ими резолюции. В этой резолюции, кстати,
говорилось о необходимости немедленного созыва Учредительного собрания. Когда
большевики проиграли выборы, Учредительное Собрание было разогнано, а
демонстрация протеста, в которой участвовали и рабочие (в частности
Путиловского завода), была расстреляна.
В стране утвердилась «диктатура пролетариата».
Ткачев: «Кому на другой день после революции должна
принадлежать власть? «Она должна принадлежать организаторам и инициаторам
революции, т.е. революционному меньшинству… меньшинству подготовленному, т.е.
нам. Это меньшинство не только имеет
право, но даже обязано захватить
власть» (т.2.с.215). «Революционное меньшинство, пользуясь силой народа,
уничтожит врагов революции и, основываясь на общем духе народного идеала (т.е.
на консервативных силах народа), положит основание новому разумному
порядку общежития» (т.2. с.168-169).
В 1918 г. вышла книга Ленина «Государство и революция»
(ПСС. т.33), метатеза названия одной из статей Ткачева «Революция и
государство». В своей работе Ленин фактически повторяет ткачевскую программу
захвата власти революционным меньшинством.
В этой же книге предлагались некоторые рецепты,
которые должны гарантировать власть пролетариата от злоупотребления
чиновничества: замена постоянной армии и профессиональных силовых структур
вооруженным народом, выборность и сменяемость всех должностных лиц,
пролетарская оплата им. «При социализме должностные лица перестают быть
«бюрократами» «чиновниками» по мере введения
кроме выборности, еще сменяемости в
любое время, да еще сведение оплаты к заработку среднего рабочего»
(ПСС.т.33.с.115).
Еще до прихода к власти большевиков, Ленин предлагал
«создание всенародной милиции, слияние ее с армией (замена постоянной армии
всеобщим вооружением народа)… В такой милиции должны участвовать все граждане
поголовно от 15 до 65 лет» (ПСС.т.31.с.165).
Маркс и Энгельс говорили о мировой революции, по
крайней мере, во всех промышленно-развитых странах того времени, в том числе и
потому, что только при таком развитии событий пролетарская власть могла
отказаться от силовых профессионалов, а, следовательно, и от возможности их
использования для своего противостояния классу. В ленинском варианте «пролетарской революции в одной,
отдельно взятой, стране» при враждебном окружении, ликвидация постоянной армии
и профессиональной полиции была утопией, от которой большевики отказались почти
сразу.
Что касается вопроса о «пролетарской оплате»
чиновникам, о «равенстве вознаграждения за всякий труд», то об этом говорилось уже в 1920 г. на VIII съезде, как о невыполненном обязательстве партии. О
невыполнении этого решения съезда, а так же всех последующих съездов и
конференций говорилось вплоть до 1924 г. (см. «КПСС в резолюциях»
т.1.с.509,521,627,684).
В1924 г. XIII
конференция уже требовала не сокращения разрыва в ставках, а контроля
профсоюзов за дополнительными выплатами (там же с.800), что, разумеется, по
существу никогда не выполнялось, т.к. профсоюзы были полностью подчинены
парторганизациям. В дальнейшем вопрос об оплате чиновников никогда не
поднимался, ни на каких общественных обсуждениях.
В 1918 г. появляется ленинская работа «Очередные
задачи советской власти», в которой дезавуировался принцип выборности и
сменяемости всех чиновников. «Совместимо ли вообще назначение отдельных лиц,
облеченных диктаторскими полномочиями, с коренными началами Советской власти?
Да совместимо». В 1920 г. выходит его книга «Детская болезнь «левизны» в
коммунизме». Обратим внимание, что для лидера правящей партии слово «левизна»
(хотя и взятое в кавычки) уже ассоциируется с болезнью. «Диктатуру пролетариата
через его поголовную организацию осуществлять нельзя. Диктатуру может
осуществить только тот авангард, который вобрал в себя всю революционную
энергию класса» (ПСС.т.41.с23).
Ткачев: «Меры, которые должны принять революционеры
для ограждения «нового порядка» от внутренних врагов, могут опираться только на
аргументы необходимости, они могут
быть целесообразными или не целесообразными, но не могут быть справедливыми или не справедливыми» (т.2.с.227).
Ленин: «Наша нравственность выводится из интересов
классовой борьбы пролетариата» (ПСС. т.31,с.211). Поскольку сам пролетариат не
мог понять своих классовых интересов, очевидно, что Ленин предлагал считать
нравственным то, что он сам считал целесообразным.
Предлагать рациональные критерии никто не собирался.
Достаточно было сектантской уверенности в собственной правоте и созданного
большевиками аппарата насилия.
«Проповедь
независимости профсоюзов (независимости от пролетарской государственной
власти!) доходит до саботажа государственной дисциплины» (там же с. 31).
«Некоторая реакционность профсоюзов неизбежна при диктатуре пролетариата»
(с.41). Итак, пролетариат, как в лице каждого отдельного рабочего, так и в лице
рабочих организаций оказывается к «диктатуре пролетариата» никакого отношения
не имеет. Вместо реально существующих явлений
Ленин, говоря о «диктатуре пролетариата», имеет в виду некий фантом, от
имени которого огромной страной управляет группа людей, возглавляющих партийную
иерархию.
Французское слово «саботаж» заменяет русские –
«забастовка», «стачка». За действие, означаемое словом «саботаж»,
предполагалась смертная казнь, русские же его аналоги остаются только в
описаниях «былой пролетарской борьбы с капитализмом».
«Весь строй
нашего полицейского государства, где личность против власти – ничто. Дисциплина
внутри власти – все». Эти слова о царской России написал В.И. Ленин в 1901 г.
(ПСС.т.4.с.403). Тогда личность для него еще что-то значила.
Ткачев считал, что деспотический аппарат подавления
может быть использован революционерами, стоит только поменять кадры и цели:
«Мараты и подобные им возбуждают к себе наше сочувствие и симпатию. Прокуроры и
палачи конституционных монархий и буржуазных республик вызывают у нас только
чувство ненависти. А между тем внешняя форма их деятельности, та легальная
машина, которую одни направляли ко вреду, другие на пользу общества, была
совершенно одинакова» (т.2.с.229). После
Октября в России был создан аппарат, для которого личность была «ничто»,
а дисциплина – все.
* *
*
В 1928 г. видный руководитель большевистской партии,
Г.Л.Пятаков, находясь в Париже, говорил меньшевику Валентиновну: «Когда мысль
держится за насилие,
принципиально и психологически свободное, не связанное никакими законами,
ограничениями, препонами – тогда область возможного расширяется до гигантских
размеров, а область невозможного … падает до нуля. В этом настоящий дух
большевизма. Большевизм есть претворение в жизнь того, что считается
невозможным, неосуществимым и недопустимым» («Слово» 1989. № 1, с. 23). Через 9
лет Пятакова расстреляли.
Таким образом, партия, как союз единомышленников,
по Ленину, должна была изменить бытие и рабочего класса, и всего
человечества с помощью насилия. К.Маркс придерживался другого мнения: «не
сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие
определяет их сознание» (М.Э.т.13.с.7).
* *
*
Ленину вторит Бухарин (Экономика переходного периода. М.1920.): «Капитализм не строили, он
строился. Социализм, как организованную систему, пролетариат строит как
организованный коллективный субъект» (с.60). «Введение единоличного управления…
не есть уменьшение ни прав класса, не уменьшение роли его организаций… Даже,
так называемый, «личный режим отнюдь не правильно противопоставлять классовому
господству. Наоборот, при определенном сочетании условий, господство класса
может находить себе наиболее адекватное выражение, как раз в личном режиме»
(с.119). Глава десятая озаглавлена –
«Внеэкономическое принуждение в переходный период» там сказано: «Это
концентрированное насилие, обращаясь внутрь, является фактором самоорганизации и принудительной самодисциплины
трудящихся». Принуждение… не ограничивается рамками господствующих
классов. Оно в переходный период… переносится на самих трудящихся и на сам
правящий класс» (с.140, 141). «Пролетарское принуждение, начиная от расстрелов
и кончая трудовой повинностью, является методом выработки коммунистического
человечества из материала капиталистической эпохи» (с.146).
В.И.Ленин читал книгу Бухарина, подчеркивал (ленинские
подчеркивания приведены выше) и делал пометки: «Верно!!», «Верно!», «Истинно!»
(Ленинский сборник. 1929.т.XI. с.390 –
396).
«Из того, что
Бланки представляет всякую революцию как переворот, произведенный небольшим
революционным меньшинством, само собой возникает необходимость диктатуры после
успеха восстания, диктатуры, вполне понятно, не всего революционного класса, пролетариата, а небольшого числа лиц,
которые произвели переворот и которые сами подчиняются диктатуре одного или
нескольких лиц» (М.Э. т.18.с.511).
На IX (1921 г.)
съезде делегат Юренев говорил: «Сколько бы ни говорили об избирательном праве,
о диктатуре пролетариата, о стремлении ЦК к диктатуре партии, на самом деле это
приводит к диктатуре партийного чиновничества».
Кто же руководит от имени пролетариата и страной, и
самой партией?
В 1922 г. Ленин пишет: «Пролетарская политика партии
определяется не ее составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно
назвать старой партийной гвардией. Достаточно небольшой внутренней борьбы в
этом слое, и авторитет его будет если не подорван, то значительно ослаблен
настолько, что решение будет зависеть не от него (ПСС.т.45, с.20).
В начале 1922 г. в Москве произошло одно
примечательное событие. Коммунист, назначенный распределять жилплощадь начал ее
продавать (НЭП!!!). Дело было передано в
суд, но горком партии приказал это дело
прекратить. Узнав об этом, В.И. Ленин заявил:
«Верх позора и безобразия:
партия у власти защищает «своих» мерзавцев!!» (Из письма В. И Ленина в Политбюро ЦК ВКП(б) от 18 марта 1922 г. ПСС.
т.45, с.53).
В октябре 17-того он был уверен, что все коммунисты
только о том и будут думать, как построить счастье для человечества. (Судя по
тому, что в примечании к этому ленинскому тексту, где сообщается по какому
поводу письмо было написано, о результатах ленинского письма ничего не
говорится, партия «своего мерзавца» таки
защитила).
Прочитав одну из статей Ткачева, Энгельс написал:
«Задачи революционной пропаганды в России» характеризуют автора как зеленого
и на редкость незрелого гимназиста» (т.18, с.547). И был не прав. Россия со
своим «невежеством» оказалась гораздо ближе к социализму (правда –
«казарменному»), чем любая «образованная» страна.
Как и его предшественники, Бабеф, Бланки и
Ткачев, Ленин совершенно по-детски
представлял, что он сумеет полностью контролировать ситуацию, а все остальные,
его друзья и единомышленники, да и подавляющая часть рабочих, не будут иметь ни
собственных взглядов, ни собственных интересов.
* *
*
В письме к Вере Засулич (1885 г.) Энгельс
предсказывал: «Революция может заставить рухнуть целую систему, находящуюся в
неустойчивом равновесии, и высвободить актом, самим по себе незначительным,
такие взрывные силы, которые затем будет уже невозможно укротить.
Предположим, что эти люди захватят власть. Пусть они
пробьют брешь – поток сам положит конец их иллюзиям.
Люди, которые хвалились, что они сделали революцию, всегда убеждались на другой день, что сделанная революция совсем не похожа на
ту, которую они хотели сделать» (М.Э.т.36.с.809). В этом письме Энгельс
предвосхитил открытие, сделанное более полвека спустя И.Пригожиным, который
показал, что системы, находящиеся в неустойчивом равновесии, при самых
незначительных воздействиях
неконтролируемых факторов (флуктуаций), могут непредсказуемо «выбирать»
путь, по которому будет следовать система. (Г.Николс, И.Пригожин. Познание
сложного. М. 2003 с.19).
Предсказал Энгельс, хотя бы и косвенно, и судьбы
большинства тех, кто представлял «тонкий слой старой партийной гвардии»,
думавший, что именно они определяют «пролетарскую политику партии».
Через три с небольшим года после «пролетарской
революции» выяснилось, что население России не хочет мириться с «принудительной
самодисциплиной трудящихся». На X-м съезде
партии была объявлена новая экономическая политика (НЭП), которая
просуществовала около шести лет. На этом же съезде была запрещена фракционная
деятельность внутри партии, что укрепляло позиции рядовой бюрократии. НЭП напоминает нам не столько марксистскую,
сколько платоновскую утопию идеального государства, во главе которого стоят
философы (партийные идеологи) и воины (силовые структуры). Представители этих
двух категорий лишены всякой частной собственности, но зато полностью
определяют политику государства и находятся на государственном содержании, что
же касается остального населения (крестьян и ремесленников), оно имеет
возможность обладать некой собственностью, но лишено всяких политических прав.
Особо достойные представители этого платоновского «третьего сословия» могут
включаться в первые два. Маркс назвал утопию Платона «афинской идеализацией
египетского кастового строя» (М.Э.т.23.с.279).
«Платоновская»
система НЭПа оказалась неустойчивой, поскольку коррупция низового эшелона
чиновников достигла огромного размера.
За это время удалось сформировать силовые структуры и
окончательно разоружить население, у которого оружие сохранялось с Мировой и
Гражданской войн.
Укрепив государственную власть, бюрократия перешла
в контрнаступление. Возглавил его
Сталин.
* *
*
Муссолини, ссылаясь на Ленина, утверждал, что он
создает такую же партию нового типа. П.Тольятти, генеральный секретарь
компартии Италии, соглашался с ним: «Ликвидации всех норм внутрипартийной
демократии, приспособление партии к формам диктатуры». Фашистскую партию
Тольятти назвал «буржуазной партией
нового типа», противопоставляя ей партию коммунистическую – с его точки зрения – пролетарскую. (П. Тольятти. Лекции о фашизме. М.1974).
О том, чьи интересы представляла компартия России, уже говорилось. А как
обстояло дело в Италии?
Предшественник Тольятти на посту генсека КПИ, А.Грамши
предсказывал: «Государство берет на себя все традиционные функции
предпринимателя … Буржуазное государство превращается в государство несменяемых
и некомпетентных бюрократов, политиканов, авантюристов и прохвостов…Неоплаченные
часы труда рабочего не идут больше на увеличение богатства капиталистов, они
идут на удовлетворение аппетитов бесчисленной массы агентов, чиновников,
бездельников…». (А.Грамши. Избр. Пр. М.1957. т.1.с.117).
Ленин писал, что коммунистическая «нравственность
выводится из интересов классовой борьбы пролетариата» (Собр. соч. т.41. с.
309). Выше я писал, что Ленин под диктатурой пролетариата понимал диктатуру
«узкого слоя», в который входил он сам и его ближайшие соратники. Отсюда
вытекает, что для них мораль заключалась в их собственных представлениях.
Иезуитский лозунг «цель оправдывает средства»
абсолютно не верен. В причинно детерминированном мире средства определяют результат. И результатом оказывается вовсе не
то, чего ожидали люди, действовавшие под этим аморальным лозунгом. Не боги, а
люди, за плечами которых уже была длительная история человечества, определили
моральными те средства, которые приводят к хорошим результатам, а аморальными
те, которые приводят к результатам вовсе не желаемым.
Те, кто был
уверен, что повелевает судьбами человечества, не умели предсказать своей
собственной судьбы на десятилетие вперед.
Все партии «нового типа», ноу-хау Ленина, порождали
везде одно и тоже – диктатуру бюрократии. Но в рациональной Европе такая система
не может существовать долго. * *
*
Партии «ленинского» типа, по существу, превращались в
религиозные секты. «Для секты характерна претензия на исключительность своей
роли, доктрины, идейных ценностей, нередко стремление к изоляционизму. Резко
выражено стремление к духовному возрождению, признаком которого считается
строгое соблюдение определенного нравственного кодекса. Секта признает только
харизматического лидера, якобы одаренного особой способностью к руководству»
(Атеистический словарь. М.1986 г.с.400).
Психолог М.Р.Грановская добавляет к этому перечню
признаков: «В секту идут полноценные и духовно развитые люди, если выдвигаемые
ими идеалы представляются обществу несвоевременными
и нереалистичными (социальная инфантильность). Важным фактором сектантства
является требование сохранения некой тайны, что формирует ощущение избранности
и посвященности; значимость любого
объекта почитания для человека зависит от тех жертв, которые он принес ради
почитаемого дела. Культ лидера, слепая вера и полное повиновение формируют
нетерпимость к инакомыслию, поэтому секта начинает выполнять роль фильтра
информации (любое явление истолковывается как подтверждение истинности
сектантских догм, а любое несогласие толкуется либо как непонимание, либо как
злокозненность). Парадоксальность
массового обращения к сектам заключается в том, что, получив свидетельство
ложности учения секты, сектант активнее
начинает вербовать сторонников, ибо расценивает это свидетельство, как
результат малочисленности своей секты». («Психология веры». Спб.2004.с.490 –
518).
В своих работах (особенно в книге «Материализм и
эмпириокритицизм») Ленин слово «агностик» употребляет как бранное. Любопытно,
что гностиками (знающими) называли себя сторонники мистического дуалистического
учения первого века н.э. Гностики делили всех людей на три категории:
«духовных» – знающих, «душевных» – верящих первым и «телесных» –
тех, кому ни знание, ни вера
недоступны («агностики»). Прямо
напрашивается другая триада: «партия», «рабочий класс», «буржуазия». Отсюда
«буржуазный» – любой, кто не согласен с партийной
установкой.
* * *
В Советском Союзе, Китае, Северной Корее и еще
некоторых странах эта диктатура приняла наиболее одиозные формы.
Еще Томас Мор в своей «Утопии» поставил вопрос о том,
кто будет выполнять работы «неприятные, тяжелые, грязные, от которых
большинство уклоняется». Оказывается, там есть некоторая секта альтруистов,
которая берет это на себя. Очевидно, даже для вымышленной страны предположение,
что такая секта справится со всем, от чего отказываются остальные, показалось
автору невероятным, поэтому в Утопии существуют и рабы (Т.Мор. Утопия.
М.Л.1947.с.162,200).
Полная ликвидация рыночных отношений вместо
экономического принуждения порождает внеэкономическое. Внеэкономическое
принуждение имеет место тогда, когда вместо договорного отношения между рабочим
и работодателем, труд стимулируется физическими наказаниями (болью, голодом,
убийством) или угрозой такого наказания.
Сразу же после прихода к власти «пролетарской» партии
нового типа возникли трудовая повинность, трудовые мобилизации, политика
перевоспитания трудом. Такого рода принуждение уменьшилось с переходом к НЭПу и
резко возросло после начала коллективизации. К 1932 г. в системе ГУЛАГа
было 270 тыс. заключенных, к 1933 – 446
тыс., к 1935 – примерно 700 тыс., на январь 1939 – 3 млн. Вне системы ГУЛАГа
рабочие сначала были лишены права на забастовки, потом договор о трудовом найме
увеличен до 5-и лет, позже рабочий совсем потерял возможность расторгать этот
договор в одностороннем порядке. За опоздание, прогул, выпуск некачественной
продукции вводилось уголовное наказание. Крестьянин, лишенный паспорта, а,
следовательно, и свободы передвижения, обязан был выработать определенное
количество трудодней. И за самовольный отъезд, и за невыполнение нормы ему
грозило заключение (ГУЛАГ. Экономика принудительного труда. М.2005 с.25 и сл.).
Октябрьский переворот на деле оказался глобальной контрреволюцией, отбросившей
страну на несколько веков назад.
Г.В. Плеханов, предостерегая народовольцев от попытки
преждевременного захвата власти,
утверждал, что после захвата власти революционному правительству «будет
предстоять такая альтернатива: или оно должно оставаться равнодушным зрителем
медленного разложения экономического равенства (что продемонстрировал
впоследствии период НЭПа), … либо оно должно будет искать спасения в идеалах
патриархального и авторитарного коммунизма,
внося в эти идеалы лишь
то видоизменение, что вместо перувианских «сынов солнца» и
их чиновников, национальным
производством будет заведовать социалистическая каста» (Избр. М.1956.т.I. с.105). То же самое он говорил и о большевистской
программе национализации земли: «Ведь и китайские общественные перевороты
состояли в том, что земля отбиралась у «приближенных» и передавалась
Левиафану-государству … Нам не нужно китайщины». («Дневник социал-демократа», №
5, с.15, 1906 г. февраль).
Плеханов, а до него Маркс и Энгельс были не первыми и
далеко не последними из тех, кто противопоставлял европейский и «азиатский»
пути развития.
* *
*
Примерно в то же время, когда Плеханов спорил с
народниками, другой, крайне консервативный русский философ, К. Леонтьев, писал
на ту же тему: «Всегдашняя опасность для России на Западе. Не естественнее ли
готовить себе союзников на Востоке… Восток останется весь заодно против
безбожной анархии и всеобщего огрубления… Россия, имеющая стать во главе
какой-то ново-восточной государственности, должна дать миру и новую культуру».
«Западная идея сделала из всякого поденщика и сапожника существо, исковерканное
нервным чувством собственного достоинства». «Византизм есть сильнейшая антитеза
идее всечеловечества в смысле земной всесвободы, земного всесовершенства и
вседовольства» (Леонтьев К. Восток, славянство и Россия.
М.1996.с.49,55,81.82,94).
Замена большевиками экономических форм принуждения и
регулирования внеэкономическими (непосредственным насилием), несомненно, была
поворотом «на Восток».
В этом отношении очень поучительно свидетельство
Герберта Уэллса в его книге «Россия во мгле», написанной в 1920 г. (цит. по
изд. М.1958. с.58). «По Марксу социальная революция должна была произойти в
странах с наиболее развитой промышленностью. … Вместо этого коммунизм оказался
в России, … где по существу нет рабочего
класса… Я ясно видел, что многие большевики, с которыми я разговаривал,
начинают с ужасом понимать: то, что в действительности произошло, на самом деле
– вовсе не обещанная Марксом социальная революция, и речь идет не столько о
том, что они захватили государственную власть, сколько о том, что они оказались
на борту брошенного корабля. … Досадуя, что западный пролетариат все еще не
переходит к решительным действиям, Зиновьев в сопровождении ряда других ведущих
коммунистов поехал в Баку поднимать пролетариат Азии... Они отправились
воодушевлять классово сознательных пролетариев Персии и Туркестана. … В Баку
был созван съезд. … Это многолюдное сборище поклялось в неугасимой ненависти к
капитализму» (с.44).
В начале XX в. во
многих отсталых странах начали образовываться партии, ориентирующиеся на
европейскую модель развития, – младоалжирцы,
младоафганцы, младобухарцы. «Проскочить» удалось только младотуркам. В
остальных слаборазвитых странах мира советский опыт показал, что некоторую
модернизацию можно позволить себе и без особого ущерба для представителей
традиционной бюрократии. Некоторые страны последовали примеру СССР: Китай,
Вьетнам, Куба, Албания, Югославия (во всех этих странах пролетариат представлял
собой незначительное меньшинство, по сравнению с крестьянством; в других – «социализм» был навязан и поддерживался Союзом
насильственно). Самый сильный удар по, так называемым, социалистическим режимам
нанес польский профсоюз «Солидарность», возникший в 1976 г.
В Советской Энциклопедии (1974 г) с восторгом перечисляются государства, выбравшие «некапиталистический путь развития» (так
назывались страны, которые по разным причинам советскому официозу не хотелось
причислять к социалистическим). В списке 12 стран (и др.) Азии и Африки, среди
них Ирак, Сирия, Сомали. Ливия в этом списке не упомянута, возможно, потому,
что ее диктатор Кадаффи объявил себя поклонником анархиста Бакунина. В этих
странах, правда, существовала, частная собственность и функционировал рынок (и
то, и другое было ограничено), поэтому правильнее было бы называть их «идущими
по недемократическому пути», но советские политологи предпочитали
эвфемизмы.
На какое-то
время почти сбылась мечта ретрограда К.Леонтьева: «Россия, имеющая стать во
главе какой-то ново-восточной государственности, должна дать миру и новую
культуру». Впрочем, и для сегодняшней российской бюрократии «Восток»
оказывается гораздо роднее, чем «Запад».
Советский Союз объявляет XX в. веком борьбы за национальные суверенитеты. Неизвестно, насколько советские газеты читали жители Новой Гвинеи или Буркина-Фасо, но граждане Союзных Республик их читали наверняка. Роль подобной пропаганды в развале СССР еще подлежит исследованию.
С 1861 г. по 1917г. Россия двинулась, наконец, по европейскому пути и начала активно догонять передовые страны. В результате революции 1905г. была созвана Дума, началось разрушение крестьянской общины, граждане страны получили значительно больше прав. Возможно, не случись первой мировой войны, обсуждаемый вопрос не был бы актуален сегодня. Но так не случилось. Война вовлекла в политику огромные массы сельского населения и, осознававшая себя и осознаваемая другими крайне «левой», партия большевиков отбросила нашу страну на тысячелетие назад – к власти пришел Чингиз-хан с телеграфом и пулеметами.
С началом перестройки в конце 80-х годов, теперь уже прошлого века, казалось, что наконец-то мы возвращаемся в Европу. Всякий рывок вперед предполагает некий откат, масштабы которого зависят от того, насколько рациональны представления основной массы населения.
Сколь глобальным он окажется?
Сегодня в России крепнет ксенофобия, которая может привести
к фашизму. Это будет повторением трагедии 1917 г. под другими лозунгами.
