Светлой  памяти     

                                                                     Михаила Михайловича Молоствова.                

 Размышления о социальной истории государства.

                                                        

Развивается ли история всех народов по одному типу?

Какова судьба нашей страны, России?

Что определяет различия и в чем они состоят?

В свое время я уже писал статьи на эти темы, теперь решил объединить их в одну. Поэтому в тексте иногда появляются повторы. Все статьи значительно дополнены и переработаны. Излагаемую проблему я попытался изложить популярно. Получилось не так коротко, как хотелось бы.

Для тех, кому скучно будет читать все сразу, я снабдил статью оглавлением.

        

               

                 Если  мы отбросим (или устраним)           

                    право и справедливость, то, что такое

                    государство как не большая  шайка разбойников?

                    И что такое шайка разбойников

                    как не маленькое  государство?                

                                             Блаженный Августин (354-430 гг.)                 

                                                    «О граде Божьем».

                        

                            I. Предыстория вопроса.      

В 20-30-х годах,  теперь уже прошлого века,  среди советских историков  развернулась  дискуссия   об «азиатском   способе производства»,   однако, очень скоро большинство ее участников было репрессировано.  В 60-х годах она возобновилась снова, но  и  теперь  была  прекращена  волевым  решением сверху, правда ее  участники на  этот  раз не пострадали. Название дискуссии определялось тем, что и Маркс и Энгельс неоднократно упоминали об особом  «азиатском» способе производства и особых исторических путях  «азиатских» стран, отличных от истории Западной Европы. (В философском энц. словаре (М.1989г.) статья «азиатский способ производства» снабжена почти пятьюдесятью ссылками на Маркса и Энгельса).

Никакое исследование гуманитарных проблем в те времена было  невозможно  без  ссылок  на  «классиков» – с политической и, зачастую, даже и с  психологической  точки  зрения.

Знакомство с высказываниями «классиков» на   эту  тему  объясняет  обоснованность реакции партийной бюрократии:  «Отсутствие  частной  собственности  на землю   действительно   является   ключом  к  пониманию  всего Востока» (М.Э.Соч.  т.28.  с.221). Формулируя понятия «античное  рабовладение», «средневековый феодализм», капитализм, Маркс замечает: «Это не относится, например, к Востоку, при существующем там поголовном рабстве, это так только с точки зрения европейской» (т. 46, ч.1, с.485).

Энгельс в письме Каутскому заметил,  что «первобытный коммунизм  на Яве, в Индии и  в России  образует самую широкую основу для эксплуатации и деспотизма  (пока его не встряхнет стихия современного коммунизма)». (М.Э. Соч.  т.36.  с.97). Что произошло в результате такой «встряски», нам теперь хорошо известно.

Победа «социализма»,  каким его понимали кремлевские руководители, произошла только в странах «азиатского» типа. В более развитых странах Европы  кремлевский «социализм» был навязан советскими танками, о чем свидетельствует опыт восточной Германии, Венгрии, Чехословакии, Польши.

Конечно, Маркс был  далеко не первый, обративший внимание на  это различие, еще Аристотель противопоставлял Европу Азии, население которой он считал «рабами по природе» (VII.2.3). Во времена Маркса и Энгельса  о  странах Древнего Востока было мало что известно. Ничего или почти ничего не было известно и о странах  доколумбовой Америки или протогосударствах Африканского континента и Полинезии.

По традиции «европейскому» пути противопоставляется «азиатский». В этом    смысле сегодня эти понятия употребляются условно и не являются географической характеристикой.

                                  *   *   *

Наиболее ранний   эксперимент    построения    тоталитарного государства был произведен в самом начале третьего тысячелетия до н.э. в  царстве  Шумера и Аккада со столицей в городе Ур.   Царь Шульга объединил дворцовые, храмовые и часть общинных земель, слив  их  в унифицированное государственное хозяйство. Все работники – земледельцы, ремесленники, пастухи рыбаки и т. п.  были  объединены  в  отряды,  которые  перебрасывались  по территории  государства  в  зависимости  от   производственной необходимости. Медники могли быть посланы на разгрузку барж, а ткачихи на бурлачение.  Вся  внешняя  торговля  осуществлялась чиновниками,  а  во  внутренней - не стало нужды – все  получали одинаковый паек,  только чиновники  получали  паек  в зависимости от ранга. Набирались они (чиновники) из обедневших общинников. Опору режима составляли чиновники, жрецы и армия. Контроль был тщательным.  Документ  о  выдаче двух голубей на кухню снабжен двумя   печатями – ответственного   лица   и   контролера. Высказывалось мнение,    что   сельскохозяйственные   земли разбивались  продольными  и  поперечными  бороздами      один контролер   ходил   по  продольным  бороздам,  другой    по поперечным.   Впервые   в   истории   было   введено   понятие человеко-день.  При  такой организации система просуществовала менее ста лет – дело кончилось голодом и  развалом.  (Дьяконов И.М. «История Древнего Востока» М.1989. с.80).

                           *       *       *        

Подобные же системы существовали в  Древнем  Египте,  Китае, государстве  Инков  и  других  «восточных»  государствах,  где чиновничество играло огромную роль в управлении с  той  только разницей,  что в большинстве случаев крестьяне не объединялись в отряды, а обрабатывали землю семьями. Как видно из примера  «социалистические преобразования» XX века оказались вовсе не следующим шагом на пути прогресса, а напротив возвращали общество к уже пройденному этапу развития. Экономическое принуждение и регулирование сменилось более архаичным – внеэкономическим принуждением – насилием.

Современная индустрия в годы пятилеток строилась силами заключенных, лишенных всех прав, в том числе и права на жизнь, рабочие, не являвшиеся заключенными, были лишены права на увольнение, не говоря уже о праве на забастовки. Крестьяне прикреплены к земле. Любое нарушение (опоздание на работу, сбор уроненных колосков на убранном поле, мелкое хищение на производстве в условиях всеобщего дефицита) понижало статус крепостных  рабочих и крестьян до уровня рабов-заключенных.

Издавна существует убеждение, что у России особый исторический   путь. Если это говорится только по отношению к Европе, то это справедливо. Если же имеются в виду остальные страны, то нет. Теперь мы знаем, что именно европейский путь развития был исключением из общего правила. Европейская цивилизация настолько же уникальна, насколько уникальна жизнь в Солнечной системе и существование вида «homo sapiens» среди прочих биологических видов.       

 II. Власть.                                  

«Власть означает любую возможность проводить внутри данных общественных отношений собственную волю даже вопреки сопротивлению, вне зависимости от того, на чем данная возможность основана» (М.Вебер).

Зачем нужна «власть»? Человек является стадным животным и вне группы выжить практически не способен.

Всякое взаимодействие (кооперация) предполагает организацию, т.е. согласованное взаимодействие  более или менее автономных частей целого,  и, соответственно,  управление. Управление – элементарная функция  систем организмов (биологических, социальных, технических), обеспечивающая сохранение их определенных функций, которое гарантирует системе условия ее дальнейшего существования и реализацию целей.

Не всякая общность предполагает властные отношения. Здесь все зависит от ее численности и целей.

«Социальная» структура и соответствующее ей расслоение существует уже у животных, особое место они занимают у тех, кто ведет стадный образ жизни. В стаде существует известная всем его членам ранговая градация, определяемая не только физическими, но и психическими особенностями его членов. Вожак следит за порядком в стаде, прекращает ссоры и драки, причем во время ссор вожак обычно становится на сторону слабого. Объясняется это вовсе не тягой к справедливости, а тем, что слабый в меньшей степени является его конкурентом. ( Р. Хайнд  «Поведение животных» М.1975. с.374).

Нет основания сомневаться, что в процессе антропогенеза и на ранних стадиях социогенеза эта традиция нашла себе дальнейшее продолжение. Впрочем,  стремление к престижу (повышению рангового статуса) и сегодня является значимым фактором не только политики, но и экономики.

                               *       *       *

В первобытном обществе взаимодействие людей достигалось, в значительной степени, за счет традиции, которая внедрялась во время возрастных инициаций. Человек, нарушивший «табу», мог умереть или заболеть от самовнушения. В этом отношении раб был более свободен – он мог хотя бы подумать об изменении своего положения, в то время как первобытный человек не мог сделать и этого. Но даже и на этом уровне развития, поскольку люди обладают разной степенью внушаемости, начинают действовать и социальные санкции. Эти  социальные санкции могут обеспечиваться всей группой – изгнание из общины, избиение, побивание камнями.

Однако, с увеличением численности сообщества, с усложнением его деятельности, система «табу» перестает быть достаточной, а механизм санкций усложняется настолько, что требует определенной специализации. Так появляется власть.

По мере развития социальных отношений система «табу» постепенно заменяется моралью. «Норма поведения заключается в следующем: участники кооперации могут применять из всех возможных способов поведения только некоторые, исключая все остальные как «недозволенные», «неэтичные. Такие допустимые формы поведения не могут быть ограничены произвольно, они должны удовлетворять условиям устойчивости системы, даже тогда, когда для некоторых подсистем они доминируют над теми, которые признаются этичными» (Клаус Г. Кибернетика и общество с.258). В современном обществе отклонение от моральных норм карается презрением. Поскольку делинквенты способны создавать свои референтные подсистемы, со своей собственной моралью, общественное презрение на них не действует и социуму приходится принимать в предельных случаях меры силового воздействия. В демократичных обществах такие меры ограничиваются законом.

Поскольку в более или менее сложном общественном объединении один человек (вожак, пахан, деспот, король, президент) не может получить и обработать всю информацию, необходимую для управления, а так же не может реализовать обратную связь, возникает иерархия властных структур.

                                            *       *       *

Почему «подданные» подчиняются «власти»? Почему они вообще считают ее «своей» властью, а не бандой захватчиков, т.е. считают ее легитимной? (Под легитимностью власти М. Вебер понимал признание ее большинством общества вне зависимости от того, каким образом эта власть формируется).    

Вебер предложил три типа легитимного порядка: харизму, традицию и легальность (Избр. произв. М. 1990 с.646) .

Харизма  – это представление о необыкновенных качествах  тех или иных членов общества.

Традиция переносит это представление с конкретных людей на некий социальный институт.

Легальность власти – это вручение тех или иных полномочий в соответствии с определенной юридической процедурой и представлении о рациональности (полезности) данной социальной структуры и компетентности лидера.

                               *       *       *

Харизматическая  и традиционная власть иррациональны (причем первая в большей степени, чем вторая), т.к. апеллируют, прежде всего, к эмоциям. Только легальная власть строится на рациональной основе.

На ранних этапах социальные отношения рассматривались не с рациональной, а с магической точки зрения (см. «Леви-Брюль «Сверхъестественное»  в первобытном мышлении» М.1994).

В  группах   охотников-собирателей вожак являлся, несомненно,  харизматическим лидером.  Идеологическим  оформлением  подобного положения было представление о некой магической безликой силе, называемой у меланезийцев «мана» (это слово  нашло  наибольшее распространение  в  этнографической  литературе). 

Вера в ману является универсальной для  всех  народов  стоящих  на  ранних стадиях развития.  «Проявляется мана в явлениях природы, а так же в физической силе  или  могуществе  и  достоинствах  любого человека» (Б.Малиновский. Магия,  наука и религия.  М.1998.  с. 22). «Эти, выходящие за пределы повседневности силы, стали называть «мана», (у индейцев Северной Америки), «мага» (в древнем Иране). Мы будем называть их - «харизма». (Вебер М. Избранное. Социология религии. М. 1994. с. 79).   

Говоря  сегодняшним  языком,  «харизма»  -  это  нечто, вызывающее  страх,  надежду  и восхищение. Мана была основой престижа,  а чей-либо престиж означал  общественное  признание  его великой маны.

Большой маной обладали старики, чем и объясняется геронтократия,  характерная для наиболее  архаических обществ – Новая Гвинея, Австралия, но не только они. «Высокий престиж   и   социальный   статус  имели  удачливый охотник,  хороший мастер,  смелый  воин,  знаток  мифологии  и обрядности,  знахарь.  У  аборигенов Австралии такие люди были известны в обширных районах,  они  носили  титул  «человек,  которому   нельзя причинить  вред»  и  пользовались  правом  неприкосновенности» (Перепелкин Е.С. в кн.  Этнознаковые функции культуры. М.1991.с.206).

Поскольку реальные причинно-следственные связи в примитивных культурах  не вычленяются из множества ассоциативных, удача - такой же повод для  престижа, как и личные качества. У далеко продвинувшихся в социальном развитии майя свободные общинники делились на «кохмил» – богатых, которым всегда везет, и «кокбеталь» и неудачников ни на что не способных. (Гуляев В.И. Америка и старый свет в доколумбову эпоху. М.1968).

В дальнейшем понятие маны стало связываться с покровительством духов или богов. По преданию Сервий Туллий, сын рабыни, благодаря любви богини Фортуны стал римским царем  (Овидий. Фасты.YI. 569. См. также историю воцарения аккадского Саргона).

                                    *       *       *

Долгое время период между родовым строем и государством рассматривался учеными как «военная демократия». Это понятие включало представление о выборности верховного военного вождя сначала общим собранием воинов, затем собранием  вождей и их ближайших родственников – аристократии. Такое положение имело место в городах-государствах древнего Шумера, в античной Греции, у германских народов в  раннем средневековье, когда вождь-шаман сменялся вождем-воином. Там, где этого не происходило, на самом раннем этапе роль народного собрания в лучшем случае сводилась к подтверждению решения собрания знати. В настоящее время для такой формы отношений власти и властвования, которая предшествовала  государству, в литературе употребляется понятие «вождество» или его английский эквивалент – «чифдом» (chiefdom).

Неповиновение властителю могло кончиться бедой и не только в результате каких-то его действий, но и в случае вмешательства духов, перед которыми человек был бессилен, если властитель его не защищал  (Кочеткова Н.Б. «Города-государства Йоруба» М.1968).

На этом этапе истории формируются представления о том, что престиж властителя тождественен престижу группы.

«У   моси Уагадугу  (тер. Буркина Фаса) верховный вождь рассматривается и сегодня в качестве символа не только моси, но и вселенной.   Это  представление  строится  на  признании   особой сущности его «нам» (маны),  которая восходит к двум истокам, с одной  стороны  таким  истоком   является      власть,   преданная       основателями государства, с другой – получаемая от богов сила, позволяющая одному человеку господствовать над  другим.  «Нам» принадлежит  не  только  вождю,  но  и  некоей,  окружающей его     группе,    обеспечивая    ей    аристократический     статус». (Л.Е.Куббель. Очерки потестарно-политической этнографии. М. 1988. с. 88).

                               *       *       *                

Было ли на догосударственном уровне имущественное расслоение? Несомненно, было. «Хороший охотник, умелый мастер, опытный земледелец, имевший работящих родичей, мог скопить значительное количество материальных ценностей своим трудом или трудом своей семьи (если технология и внешние условия способствовали получению прибавочного продукта). Но эти ценности он обменивал не на накопление собственности на средства производства, а на социальный престиж. Тем самым   общество, препятствуя имущественному расслоению, оказывалось перед  расслоением статусным. Борьба разворачивается «не столько вокруг распоряжения средствами производства (и собственностью в более широком смысле), сколько  вокруг прав на тот или иной престижный статус». (Куббель Л.Е. ук. соч. с.101). Эта мысль еще в советской литературе высказывалась не единожды.  «Решающий признак, по которому разделяются социальные группы, это отношение к власти, к государству, а не к средствам производства». ( Виткин М.А. в кн. «Проблемы истории докапиталистических обществ». М.1968. с.435). О том, что не собственность на средства производства порождает власть, а, наоборот,  государственные структуры – имущественное расслоение, писал Ю.И.Семенов (в сб. «Государство и аграрная революция в развивающихся странах Азии и Африки» М.1980. с.115-128).

«Одним их условий  получения  социального  престижа  являлась щедрость,   в   первую   очередь,  проявлявшаяся  в  устройстве коллективных праздников.   Похороны и   иные   праздники    сопровождались    раздачей, поеданием,   а  иногда  и  уничтожением  огромного  количества продуктов». (Ю.П. Аверкиева Индейцы Северной Америки. М.1974). Там же приводятся   сведения  путешественников-очевидцев  такого  рода праздников  (называвшихся  у  атапасков  «потлач»):   «Получая прибытки, они все честолюбие заключают в раздаче собранного на празднествах  в  честь  умерших».  «Вещи,  предназначенные   к раздаче  и  сложенные  в  амбар,  считаются священными,  семья скорее будет голодать,  чем  возьмет  что-нибудь  из  запасов, отложенных  для  потлача».  «Кто в состоянии расточительностью своею  наиболее  удивить  гостей, тот пользуется наибольшим уважением. Таково начало тойонства» («тойон» – князек)  (там же с.102,105).Такие же обычаи зафиксированы в Меланезии и в Юго-Восточной Азии.

В распоряжении князя, а так же  аристократии (глав патриархальных родов, старост деревень) оказывается страховой фонд, предназначенный на случай стихийных бедствий, для жертвоприношений и обмена с соседними обществами,  фонд,  на который содержится дружина.  Конечно, получает властитель любого ранга больше, чем тратит, но  (особенно на раннем этапе вождества) «амбары  вождя  должны  быть открыты для его соплеменников,  иначе  он  рискует  не  только престижем,  но  и  самой жизнью» (Васильев В.С.  Народы Азии и Африки  N  1.1980).

Общественная группа  ревностно заботилась о благополучии своего царя. Его престиж, повиновение ему основываются не на богатстве и силе, а на мистическом представлении, согласно которому «народ  жив своим царем, так же как тело живо головой». (Леви-Брюль. Ук. соч.  с.197).

Властитель мыслился как податель урожая и здоровья. Обмен такого рода благодеяний на материальные блага был само собой разумеющимся. «Если дар не возмещен, то получивший его оказывается в зависимости от дарителя… Подарок, если он оставался неотплаченным, мог быть чреват большой опасностью для получателя». (Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.1984). Дань, которую собирал эфиопский царь во время полюдья, осмысливалась как часть доли царя в жертвенных трапезах. Возможно, полюдье осмысливалось, как обязанность царя посещать земли для поддержания их плодородия  (Кобищанов Ю.М. В кн. Социальные структуры доколониальной Африки. М. 1970 с. 74).

Наиболее древними механизмами институализации власти служили «тайные»  мужские  союзы.  О  существовании  таких  сообществ, разумеется, знали все,  тайной оставались некоторые ритуалы,  и распределение функций его членов.  Первоначальной задачей этих союзов  в  первую очередь было проведение юношеских инициаций. Сначала в такой союз включалось все мужское  население. Затем, поскольку  проведение  ритуалов  и совместных трапез требовало все возрастающих расходов,  часть населения либо принималась в союзы «условно», т.е. тот, кто не мог заплатить вступительного взноса  не  допускался  к  важнейшим  ритуалам,  трапезам,   а, следовательно, и не мог  участвовать в  руководстве  и  быть посвященным в тайны союза, либо  вовсе  не  допускался  в  него. Во главе этих союзов оказываются потомки вождей, родовых (клановых, тейповых) старейшин, наиболее удачливые воины и их потомки также обладающие  маной. Так образуется племенная аристократия. (Куббель ук. соч. с.145).

 Мужские союзы становятся орудием этой аристократии.  Очень скоро они начинают  превращаться  в  дружины  вождей  и   выполнять   по отношению    к    собственным   соплеменникам   роль карательного  органа.  И  в  этом  случае  мы  видим   «обмен» материальных  благ  на  престиж  и соответствующую ему власть, которая в свою очередь открывала возможность распоряжаться материальными благами общества. Ряды аристократии во все века пополняются выходцами из низов, на  раннем  этапе этот процесс шел достаточно активно.  В первую  очередь  это  были  предводители  военных  «ватаг»   и наиболее удачливые и храбрые воины.

                                        *      *       *

Поскольку представление о харизме  (престиже)   подчиняется закону сопричастности (см. Леви-Брюль ук. соч., а так же Д.Фрезер. Золотая ветвь. М.1984),  харизма человека распространялась на его родственников и, в первую очередь, на его наследников. Само собой, должности и социальные институты, связанные с управлением, имели свою ману.

«Деперсонализация власти посредством введения принципа  автоматического  наследования элиминировало главное, что было характерным для носителя  должности  в  прошлом    и решающую  роль  личных  качеств,  и  демократическую процедуру выборов» (Васильев Л.С. Там же). Место харизматического лидера занимает   харизматический   институт      власть  становится традиционной. Впрочем, в некоторых случаях избрание нового властителя могло иметь место и на этой стадии – высшая аристократия, как правило, из правящего рода выбирала наследника умершему царю, который благодаря престижу занимаемой должности становился независимым от нее деспотом.

Принцип наследования играл стабилизирующую роль. После смерти очередного правителя раскол правящей элиты, а иногда и остальных подданных, приводил к дестабилизации общества, что на ранних этапах цивилизации ему дорого обходилось. Примеры такой дестабилизации, имевшие место далеко не в архаичные времена: война «Алой и Белой Розы» в Англии или «Смутное время» в России. 

Может показаться странным, что иррациональное представление о мане (харизме) породило устойчивые и социально-полезные структуры. Между тем, ничего странного в этом нет.

Человек произошел от коллективных животных, и естественный отбор привнес в его психику некоторые инстинкты, необходимые для стабилизации  социума. Не удивляемся же мы наличию у человека половых или родительских инстинктов.

В обществе приматов ранг определяется так же и тем, насколько та или иная обезьяна приближена к вожаку  (или иному члену стада с высоким рангом), а статус того, кто претендует на «пост» вожака, зависит от поддерживающей его клики.

В человеческом обществе понятия «харизма», «традиция» и «легальность» в принципе не исключают друг друга. Весь вопрос в том, какую роль каждая из составляющих власти играет в данном конкретном случае. Отметим так же, что «легальность»,  только в европейском варианте развития начинает играть существенную роль.

III . «Азиатский путь».

Истоки бюрократии.

Политическая борьба   начинается  не  между  трудящимися  и правящими классами (это явление возникает  исторически гораздо позже),  а  между  главным вождем племени или племенного союза (будущим царем) и аристократией, как носительницей независимой от него харизмы. Если аристократии сопутствует успех, политическое образование    (город-государство)    превращается    в   аристократическую республику  или  весьма  ограниченную  монархию.  Таковы  были древнегреческие государства на раннем этапе развития, финикийские города-государства,   город Ибадан в Африке (начало XIX в. н.э.).  Отсутствие деспотии благоприятствовало  развитию торговли,  ремесла  и  частной  собственности. Влияние  этих  факторов  до  некоторой  степени   ограничивало властные  претензии олигархии. Такого же рода республикой был славянский Новгород до его аннексии Московским княжеством. Олигархические образования большего масштаба  были невозможны.

                                               *      *       *

В своей борьбе против аристократии цари нередко опирались на социальные низы. Причины  такой позиции уже объяснялись – чем выше стоит царь, тем больше его харизма, с другой стороны те, кто принадлежит к   «народной гуще», чаще имеют дело с низовыми правителями, чем с верховным, и всю ответственность за социальную несправедливость возлагают на этих  низовых властителей.

Если победа остается за царем, он предпочитает  не делить власть с аристократией,  которая  имеет  независимую  от  него харизму, а управлять с помощью чиновников,  целиком зависимых от  него. На смену  аристократии приходит чиновничество, которое, как правило, набирается из социальных низов. Власть в таком случае становится деспотической. Конечно, полная  ликвидация  аристократии  являлась   скорее исключением,  чем  правилом.  На самом деле чиновничество чаще всего сосуществовало  и  с  аристократией,  и  со  жречеством. Иногда  аристократия  и жречество превращались в чиновничество (петровские реформы в России).

Империя Инков. Рубеж XVXVI в. Стадиально очень раннее государство. «Сотня (пачака), тысяча (уаранга) и десять тысяч (хуну) подчинялись местным вождям (курака). В редких случаях власть над хуну по воле Инки мог получить какой-нибудь низкорожденный выдвиженец» (Березкин Ю.Е. Инки. Л. 1991, с.95).  

Царство Шумера и Аккада. XXI в. до н.э. «Разоренные общинники шли на эти (чиновничьи) должности» (Дьяконов И.М. История древнего мира, т.I, М. 1989. с.83).

Египет.XVI в. до н.э. Наблюдается стремление новых египетских царей укрепить свою власть, привлекая в различные сферы государственного управления людей незнатного происхождения в противовес оппозиционно настроенным представителям старой знати. (Виноградов И.В. «История древнего мира», т.I  М.1989. с.274).

Китай. «Период VIIV вв. до н.э. характерен прогрессирующей борьбой царя с представителями аристократии за полноту власти… Наблюдается стремление царей привлекать советников, не связанных кровными узами с аристократией». (Переломов Л.С. Книга правителя области Шан. М. 1968. с. 52).

Россия 1565-1584. «Деятельность опричнины была направлена не только к подрыву экономической мощи боярства, но и к физическому истреблению представителей наиболее строптивых феодальных фамилий. Их место в Боярской думе заняли родственники царя, менее знатные окольничие, думные бояре, думные дьяки». (Ерошкин Н.П.  Очерки истории государственных учреждений дореволюционной России. М. 1960. с.29).

Африка XIIX-XIX в. «При дворе йорубских царей евнухи-рабы составляли многочисленную и самую влиятельную группу». (Кочакова Н.Б. Города-государства йорубов. М.1968. с.30). Такое же положение было и в Бенине. (И то, и другое – на тер. совр. Нигерии).

Этот  этап  развития  чаще   всего   связан   с превращением  государств в империи.

С  превращения государства в бюрократическую деспотию и начинается  «азиатский» путь большинства народов мира.

 

Свойства бюрократии.       

Власть есть волевое отношение между людьми, ее масштабы обусловлены тем, насколько вышестоящий контролирует ресурсы, представляющие интерес для подчиненных.

Бюрократия – это разветвленная иерархическая структура, каждый из функционеров которой обладает властными полномочиями по отношению к нижестоящим членам этой структуры, а так же над людьми в эту структуру не входящими. Слово  «бюрократия» используется  и как собирательное  наименование для всех членов данной структуры.

Предоставленная самой себе, вне какого-либо контроля, бюрократия становится для общества опасной.

                                *       *       *

1).»Поголовное рабство»  азиатской и иных деспотий определялось тем,  что  верховная  собственность,  в  той  или  иной   мере распространялась  не  только  на землю,  но и на личность. Властитель  (не обязательно самого высокого ранга) мог запретить крестьянину, покидать место проживания, отправить в армию или на общественные работы, где зачастую работник получал не заработную плату, а паек. «Когда объектом собственности служат не вещи,  а люди, отношения собственности необходимо  предполагают  существование  прямого насилия ...  неизбежно порождают  внеэкономическое  принуждение  и  не существует  без  него»  (Семенов  Ю.И.  В  кн.  Государство  и аграрная эволюция в развивающихся странах   Азии   и  Африки. М.1980. с.111).

2).Бюрократические структуры способны  практически  к  неограниченному росту, ибо каждый начальник заинтересован в расширении своего аппарата, что повышает его престиж, а так же законные и незаконные доходы. Одновременно разбухший аппарат понижает меру ответственности его руководителя, ибо каждый служебный промах, а зачастую и обвинения в коррупции он может сваливать на своих подчиненных. Не доверяя своим подчиненным, каждый уровень бюрократической иерархии создает параллельные структуры, мешающие друг другу.

Анализ обращений к предкам китайских чиновников V-III в. до н.э. свидетельствует, что наиболее часто они мечтали о том, чтобы получить должность, обрести спокойствие на служебном посту, занимать должность чиновника в течение длительного времени (Крюков М. В. Советская этнография N 2. 1980).  

3) «Всеобщий дух бюрократии есть тайна. … Открытый дух государства представляется бюрократии предательством по отношению к ней» – писал К.Маркс. (Маркс К. т.1. с.273). Ему вторил М.Вебер: «Служебная тайна – изобретение бюрократии. Бюрократическое управление  исключает публичность». Этот факт легко объяснить – бюрократия ничего не производит и находится на содержании общества, всякое вмешательство общества (и даже вышестоящих инстанций) в ее дела бюрократ расценивает как угрозу своей стабильности, авторитету и благосостоянию. Впрочем, вышестоящих инстанций бюрократ боится гораздо меньше, чем гласности. «Иерархия карает чиновника, поскольку он грешит против иерархии или совершает такой грех, который иерархии не нужен, но берет его под защиту всякий раз, когда иерархия совершает грех в его лице» – это тоже К.Маркс (т.1. с.278).

4) Бюрократия стремиться к удержанию уже захваченных территорий и  к  дальнейшим территориальным захватам, а также к ликвидации местного самоуправления. Чем длиннее каждая из бюрократических цепочек, тем труднее ее кому-либо контролировать и тем значимее (престижнее) ощущает себя чиновник. Эта особенность была характерна уже для самых древних деспотий.

Китайский чиновник Шан Ян, живший в IV веке до н.э., на протяжении своего трактата,  с потрясающей для нашего времени искренностью, утверждает: если народ  слаб и глуп, им легко управлять; если государство не ведет  войны, «в нем образуется яд»  (народ становится  сильнее и умнее). (Книга правителя области Шан. М.1968. параграфы 5, 16, 76, 94).

Бюрократия формирует у населения подвластной ей страны оборонное сознание: «все хотят на нас напасть и расчленить», и население верит этому.   Замордованный и униженный бюрократической системой обыватель находит утешение  (компенсацию своему вечно попираемому бюрократией чувству собственного достоинства)  в имперских амбициях – «зато мы великая  держава», «нас все боятся» и т.п., что и обеспечивает бюрократической системе ее устойчивость.

5) К. Поппер и некоторые другие философы, неверно, на наш взгляд, толкуя слово «коллективизм», связывают с ним бюрократические режимы.

Не следует путать  коллективизм с конформизмом. Тот же Шан Ян утверждает, что сплоченность людей и их взаимная поддержка проистекают оттого, что людьми управляют плохо. Хорошее управление создает разобщенность людей и взаимную слежку (Цит. соч. пар.21). Китайские термины, означавшие объединение единомышленников, носили ярко выраженную негативную экспрессивную окраску, и переводятся словами «клика», «сборище» и т.п. (Лапина З.Г. Политическая борьба в средневековом Китае. М.1980. с.16). В то же время крестьянское население объединялось властью в десятидворки, пятидесятидворки и проч. Такие объединения возлагали на соседей коллективную ответственность за уплату налогов, службу в армии, недонесении о преступлениях  (Там же с.237). В древних деспотиях Ближнего  Востока по этому же принципу создавались строительные отряды. Апофеозом подобного «единства» во все времена была армия.

Таким образом, бюрократия поддерживает  архаическое сознание, способствующее  установлению между людьми связей, не зависящие от их личного выбора, – родственных, соседских, земляческие, национальных, конфессиональных (последние, как правило, стимулируются наличием «чужаков») или асимметричных,    типа – «клиент – патрон».

6) Бюрократия с подозрением относится к независимости от государства   (т.е. от нее бюрократии) кого бы то ни было – в этом она видит угрозу своему существованию. Чиновник знает, что и своим престижем, и своей собственностью, он обязан, прежде всего, своей должности. «Поэтому бюрократия, не препятствуя существованию  частной собственности, всегда держала ее под подозрением, а собственников – в зависимости от власти и в неуверенности в завтрашнем дне»  (см. Васильев Л.С. История Востока. М.1994. т.1. с.226). Кроме того, накопление в частных руках имущества расценивается бюрократией как ущерб казне, ибо противостоит ее коллективной собственности на все имущество своих поданных.

С другой стороны, каждый чиновник в отдельности мечтает о независимости от  государства, т.е. от своих коллег.

В азиатских государствах эта коллизия разрешается в пользу власти. Конечно только в единичных случаях, как при уже упомянутом аккадском Шульге или при «коммунистических» режимах вся собственность оказывается в руках государства. Чаще всего бюрократия вовсе не ликвидирует рынок полностью. Тем не менее, любой собственник знает, что собственность эта гарантируется только доброй волей властьимущих. Что порождает коррупцию, неотделимую от бюрократических режимов.

7) В отличие от аристократии, для которой большое значение имеет  понятие  сословной чести, и буржуазии, для которой аристократическую честь заменяет бюргерская честность, положение чиновника зависит только от его непосредственных начальников, которым он и старается угождать. Речь идет не о служении, о выполнении общественных функций, а именно о прислуживании.  Оттого бюрократия своекорыстна, продажна, эгоистична и труслива.

                                   *       *       *

Человек заслонен от чиновника бумагой, поэтому бюрократия абсолютно безжалостна к людям. Мы не собираемся утверждать, что первые две категории состоят из великих гуманистов, но практика показывает, что бюрократические режимы наиболее жестоко обращаются с людьми    для чиновника  люди только средство для достижения карьерных целей.

«Начальник требует подарков, и судья судит за взятки, а вельможи высказывают злые хотения души своей и извращают дело. (Амос  7; 3. 8  в. до н. э. Израиль).  

«Князья твои  (народа Иудеи) законоотступники и сообщники воров;  все они любят подарки и гоняются за мздою; не защищают сироты, и дело вдовы не доходит до них  (Исаия  1; 23.).

«Чиновники жадны и ненасытны, налоги тяжелы, награды и наказания несправедливы. Чиновники все это скрывают, и император ничего не знает». («Новая танская история».  Китай. 9 век н.э.).

 

Деспот и бюрократия.                 

Безликое чиновничество, «крапивное семя», естественно не вызывает у народа восхищения, но все беды приписываются тому, что царь  не знает о положении дел в стране. Такая интерпретация причин социальной неустроенности характерна не только для Китая, но и для всех деспотических государств всех времен и народов.

В этой позиции есть элемент истины, – даже большое поместье представляло собой столь сложное явления, что «пропускная способность каналов связи» – человеческого мозга, не может обеспечить сбор и переработку всей информации, необходимой для управления. Приходилось нанимать управляющих.

Чиновник, который имеет  собственные интересы и амбиции, представляет властителю ту информацию, которая ему, чиновнику выгодна, и исполняет предписания «сверху» опять-таки, как выгодно ему.

В том случае, если лидер бюрократию не устраивает, она старается его убрать.          В Византии император числился почти Богом, тем не менее, половина императоров была насильственно лишена власти: одни были отравлены, другие удушены, утоплены, ослеплены, отправлены в монастырь.

Когда положение византийской империи стало весьма печальным            (в 1452 г. турецкий султан Магометом II начал войну), византийский император обратился к римскому папе за помощью. «Это вызвало среди масс, возбуждаемых враждебным унии монашеством, сильное негодование, нашедшее себе выражение в заявлении одного сановника, что он готов видеть Константинополь «скорее под властью чалмы, чем под властью тиары»». (Брокгауз и Ефрон. ст. Константин XII Палеолог). 

То, что властитель находится в зависимости от чиновников – правда. Но это, -  далеко не вся, правда. У государя тоже есть свои собственные интересы и главный из них – сохранить власть. Поэтому он подбирает свое окружение исходя  вовсе не из интересов народа, а заботясь о личной преданности самому себе. Из тех же соображений каждый из вышестоящих бюрократов подбирает себе помощников.

Традиционное (по Веберу – «патримониальное») чиновничество ориентируется на личность (царя,  начальника),  а не на закон. «Не служебная дисциплина и не деловая компетентность, а личная верность  служит  основанием  для  назначения  на  должность и продвижению по служебной лестнице». (Гайденко П.П., Давыдов Ю. Н.  История и рациональность. М.1991.с.84). Для упрочения такой верности  чиновникам  предоставляется  помимо  оклада  еще   и возможность  «кормления» – узаконенная или просто ненаказуемая возможность поборов от зависящих от  них  людей,  наконец,  им жалуются   чины  и  звания,  фактически  приравнивающие  их  к аристократии. Эта медаль имеет и оборотную сторону – чиновники становятся более или менее независимыми от центральной власти, сливаясь  с  аристократией.  Центральная  власть  может  этому противодействовать    двумя   способами      либо, производя периодические чистки,  либо, тасуя  бюрократию,  «перебрасывая» чиновников с места на место, в любом случае увеличивается некомпетентность аппарата.

Лицо, стоящее во главе разветвленной бюрократической структуры, есть всего-навсего главный бюрократ.

Народ создал поговорку: «До Бога – высоко, до царя – далеко», утешая себя наличием некой высшей справедливости. Этот взгляд всемерно поддерживается рядовыми чиновниками, т.к. их собственная власть освящается этой высшей, хотя и никому не доступной, справедливостью.

Сказку о добром царе, которого обманывают злые чиновники, поддерживает бюрократия для утверждения своего господства.

Впрочем, даже на достаточно раннем этапе истории (Вавилонское царство II тыс. до н.э.) появлялись люди, которые понимали, что «царь находится на стороне богатых, и из закромов бедных выгребают последние остатки», но и они находили один ответ -  «смертному не дано постичь воли богов» (ВДИ. №2. 1985. с. 5).

                                      *       *       *

В условиях массированного наступления на интересы широких слоев населения, для того чтобы снять социальную напряженность, бюрократия создает своему лидеру харизматический идеал непогрешимости. Тем самым он приобретает определенную независимость от аппарата и, если обладает достаточной решимостью, жестокими репрессиями пытается  полностью подчинить себе бюрократию, стравливая различные ее кланы между собой.          

Террор, развязанный вождем против бюрократии, активно поддерживается массами, которым внушается, что во всем виноваты именно эти чиновники, что еще больше укрепляет харизму властителя. (Таким властителем оказался основатель китайской династии Мин – Чжу Юань-чжан (XIY в.), в России такими властителями оказались Иван Грозный и Сталин).

.  В качестве   примера апологии идеального государства чиновников можно привести высказывания китайского  теоретика  легизма Ян Шана (390–338 гг. до н.э.), изложенные им в «Книге правителя области Шан» (М. 1968):   «Совершенномудрый, управляя государством, способен сосредоточить  в своих руках всю силу [народа] и способен в то же время обуздать ее» (с.181).   «Когда люди живут в унижении, они дорожат рангами знатности; когда они слабы, чтут чиновничьи должности; когда бедны, ценят награды» (с.221).   «Если народ перестанет ценить ученость,  то он будет глуп, а коль он глуп,  то у него не будет внешних связей, а если народ не  имеет внешних связей,  то он усерден в земледелии и радив» (с.142).   «Если лишить    народа    права   самовольно   распоряжаться переселением, то глупцам-земледельцам и земледельцам-смутьянам нечем    будет    кормиться,   и   они   обязательно   займутся землепашеством» (с.145).   «Если наказания  суровы  и  награды малочисленны, это значит, что правитель любит  народ  и  народ  готов  отдать  жизнь  за правителя» (с.194).   «Если [во  время  войны] страна совершает действия,  которых     противник устыдился бы, то она будет в выигрыше» (с.156).

  С теми  или  иными  поправками  такая социальная структура в Китае просуществовала до наших дней. Ян Шан был младше Платона (427–337 гг. до н.э.), который тоже пытался  создать теорию тоталитарного государства. Но Платон жил в Европе. Сиракузский тиран,  к коему  Платон  обратился,  от  его  идей  отказался. Китайский  император  принял  идеи  Ян  Шана как руководство к действию.  В следующем году Ян Шан был казнен вместе  со  всей семьей, а Платон умер 90-летним старцем.

Деспотическое государство всегда  есть государство чиновников, оно коррумпировано и несправедливо.     

 
IV. Европейский путь.
Греческое чудо.     

Происхождение античной (прежде всего афинской) демократии до сих пор является загадкой. «Ряд соображений позволяет полагать, что античное общество было не правилом, а исключением на магистральном общечеловеческом пути развития. Ни классическая Греция, ни Рим не были непосредственными продолжателями крито-микенских и этрусских обществ независимо от степени влияния последних на их материальную и духовную культуру» («Проблемы истории докапиталистических обществ. М. 1968. с. 647).

Историками было выяснено, что предшественники античной цивилизации - Критская и Микенская, принципиально ни чем не отличались от других восточных деспотий. Только некая социальная «мутация», произошедшая в античном обществе на каком-то этапе его развития, предопределила особый  европейский путь. «Микенская бюрократическая монархия исчезла при загадочных обстоятельствах примерно в конце XII в. до н.э. Власть гомеровских «басилеев» была уже явлением принципиально иного порядка. Начиная с этого момента, исторические пути Греции и стран Ближнего  Востока резко расходятся» (Андреев. Гомеровское общество. СПб. 2004 с.18).

                                          

 

                                        *       *       *

Уникальный путь развития античного общества предопределили географические и природные условия древней Греции, ее предыстория, идеология племен, населявших ее.

В результате краха Микенского государства  население его территориальных общин осталось без властной вертикали. Природные условия Греции были таковы, что основное население обитало в межгорных анклавах. На какое-то время крестьянские общины оказались почти изолированы. Вместе с тем, после краха Микенского государства население сохранило аграрные навыки, технологию обработки металла, традиции различных ремесел. Известно было и частное владение землей. В XIX вв. до н.э. на территории Греции появляется железо – металл гораздо более доступный и качественный, нежели бронза.

                        

                                          *       *       *

Главы общин – басилеи, судя по Гомеру, не особенно отличались от других членов общин. У входа во «дворец» Одиссея красуется большая навозная куча, В дом запросто заходят нищие и бродяги. Полом служит утоптанная земля. В доме отсутствует кухня – все приготовления к трапезе происходят  либо во дворе, либо в самой трапезной (Андреев Ю.В. История древнего мира. М.1989.с.335).     

Ограниченность материальных ресурсов даже самых могущественных и богатых гомеровских басилеев, объясняет то, что в Греции не привился институт военных дружин, сыгравший важную роль в становлении восточных деспотий и феодальных монархий Европы VVII веков. Место «царских» дружин там заменяет народное ополчение, в котором участвовало все мужское население полиса. Это стало возможным при сравнительной дешевизне железного оружия.

Дружины же набирались частным образом и использовались для грабительских набегов в земли соседей, пиратства и далеких заморских экспедиций. Такие дружины «подрабатывали» и в качестве наемников в государствах Ближнего Востока возможно уже с IXVIII вв. (Согомонов А.Ю. ВДИ.№1,1985.с.8). Греческая колонизация началась после падения Микенского царства, когда греческие беженцы оказались в Малой Азии, где они основали  поселения. Продолжалась она и в последующее время. Переселенцы поддерживали связь со своей родиной. Греческие колонии снимали демографическое давление и конкуренцию за земельные наделы. Местным населением они были терпимы, как поставщики ремесленной продукции.

Большую роль в развитии греческой демократии сыграло и то, что «пертурбации на Ближнем Востоке (взаимные державные притязания хеттов, ассирийцев, мидян, персов) отдалили более чем на полтысячелетия вмешательство восточных деспотий в греческие дела» (Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. Л.1988. с.64).

Географическая активность греческого населения способствовала культурным заимствованиям. В VIII- VII вв. до н.э. в Греции с некоторыми изменениями заимствуется финикийский алфавит, судостроение, чуть позже – чеканка монеты.

                                   *       *       *

Родовые связи у греков начинают отмирать очень рано, род распался уже к XI в. до н.э. (Андреев Ю.В. Гомеровское о-во с.175). На смену ему приходит соседская община, а затем и гетерии (дружеские сообщества, сохранившиеся, как пережиток инициационных мужских союзов). Возможно, с гетериями были связанны и авантюрные дружины, о которых говорилось выше.

Друга зови на пирушку, врага обходи приглашеньем.

Тех, кто с тобой живет по соседству, зови непременно:

Если несчастье случиться, - когда еще пояс подвяжет

Свойственник твой! А сосед и без пояса явится тотчас.

Это слова  Гесиода (Труды и дни.342), который жил около 700 лет до н.э.

Отмирание родовых связей тесно связано с укреплением частной собственности на землю. «Широкое распространение в греческом сельском хозяйстве того времени многолетних культур, прежде всего масличных и винограда, неуклонно вели к закреплению земельных участков за их владельцами». (Андреев В.Ю. Гомеровское о-во, с.230). Частная собственность на плодовые деревья существовала даже у самых примитивных земледельцев. В.Р. Кабо в очерке «Байнинги – примитивные земледельцы Океании» (Страны и народы Востока. М.1964.с. 48 сл.) пишет: «Тот, кто посадил на своем земельном участке плодоносящие деревья, сохраняет за собой право пользоваться ими и может        отстаивать свое право против того лица, которое заняло освобожденный им   участок. Права на посаженные отцом деревья переходят к детям».

Не меньшее значение имело и то, что добыча, награбленная пиратами, вознаграждения наемников, служивших «за границей», доходы купцов и ремесленников не могли становиться ни общинной, ни государственной собственностью. Родовые связи не только подвергались постепенной эрозии, но и сознательно разрушались как некоторыми тиранами, так и  представителями демократии (согласно преданию легендарный афинский царь Тесей  объединил родовые  (клановые, тейповые) союзы и вместо этого ввел деление на евпатридов (знать), геоморов (крестьян) и демиургов (ремесленников), Клисфен (600 -565 гг.)  постановил, что каждый афинянин должен был присоединять к своему имени не родовое имя отца, а название своего дема – самой мелкой единицей территориального управления). (Словарь античности. М.1992. с.174).

                                  *       *       *

Купцы и ремесленники существовали в порах любого, самого деспотического, общества,  не разрушая его,  если это общество опиралось на рентную экономику: сельское  хозяйство  или  иные природные ресурсы – соль,  руду,  меха, бортничество.

Предлагая держать купцов  под строгим контролем государства (чиновничества), древнекитайский апологет деспотии - Ян Шан все-таки считал купечество необходимым   элементом   государства.  По-иному относился он к ремесленникам: «Если на сто человек, посвятивших себя  земледелию  и  войне,  приходится  лишь один, овладевший ремеслом,  то вся сотня станет  лениться, пахать и воевать»  (Книга правителя области Шан. М.1968. с.150).  «Народ  пристрастился к красноречию,  стал находить  удовольствие  в  учебе,  занялся  торговлей,   начал овладевать  ремеслами и стал уклоняться от земледелия и войны» (с.152). Такое отношение к ремесленникам объясняется  не только  страхом перед «развращающей и расслабляющей» роскошью.  Ремесленник, в наибольшей степени зависевший от своего   собственного   умения,  в  той  же  степени  проявлял личностное начало, как и те,  кто «пристрастился  к  красноречию, начал находить удовольствие в учебе». Это в наименьшей степени соответствовали  идее  всесильного  государства.

Что касается пристрастия к красноречию и учебе, то «у греков слово «схоле»  (отсюда русское – «школа») означало и свободное время, и интеллектуальные занятия» (Фролов Э.Д. Факел Прометея. Л.1981 с. 9).

Ремесло  могло развиваться и на подневольном труде:  храмовое, дворцовое, вотчинное, на подневольном труде могло существовать и горное дело, но в таких условиях оно никогда не становилось существенной частью экономики.   В отличие от ликвидного, купеческого или ссудного, капитала, ремесленник должен вкладывать в свое производство некий капитал (прежде всего - освоение навыков), который    моментально   не   окупается.  Поэтому свободный ремесленник существовал только там, где он мог обеспечить себе независимость,  а независимость он мог обеспечить только в том случае, если ремесло составляло  существенную  часть  экономики региона.   Такие условия создались в античных полисах Греции и Рима. Греческие города-государства,   не  обеспечивавшие  себя  даже хлебом, жили целиком за счет ремесла, даже экспорт вина и масла северного требовал большого количества качественных амфор.

                                *       *       *

Каждая из особенностей уникального античного пути к демократии имела место и в других регионах, уникальный результат обеспечило их маловероятное совпадение. Случайность вовсе не предполагает беспричинности, случайность есть совпадение во времени и пространстве нескольких независимых друг от друга причинно-обусловленных событий, которое превращает  некое явление из возможного в действительное.

Особенно следует остановиться на греческой идеологии. Основная мифологема греческой мифологии связана с представлением о судьбе. Представления о судьбе существовали и в других древних мифологиях, Но в египетской или месопотамской «судьбами» заведовали боги, которые могли  помочь человеку, или погубить его. В греческих представлениях «Мойра (судьба) оказывалась как бы высшей силой, стоящей даже над верховными богами, поскольку каждый из них имел свою «мойру», пределами которой ограничивалась его власть» (Горан В.П. Древнегреческая мифологема судьбы. Новосибирск.1990 с.296). В гомеровском эпосе нет ни одной попытки умолить «мойру» или «айсу», даже тогда, когда они кажутся живыми существами» (там же, с. 205). В Греции, как и позднее, в Риме, существовал культ оракулов. Но оракулы давали столь двусмысленные предсказания, что человек должен был выбирать сам. Безусловно, в реальности все было далеко не так однозначно, с просьбами-заклинаниями обращались и к Зевсу, и к Асклепию, и к Деметре. И все же представление о неумолимости судьбы не оставляло человеку ничего, кроме попыток испытывать ее, что по существу расколдовывало мир и открывало дорогу рациональному мышлению.

                                    *       *       *

«Ростки рационализма обнаруживаются уже у Гомера, но самое торжество его относится к следующей эпохе (VIIIVI вв.)» (Фролов Э.О. Факел …с.44).

Гесиод прославляет труд, как источник праведного богатства:

Труд человеку стада добывает и всякий достаток,

Если трудится, ты будешь, то будешь гораздо милее

Вечным богам, как и людям: бездельники всякому мерзки.

Нет никакого позора в работе – позорно безделье,

Если ты трудишься – скоро богатым, на зависть ленивцам

Станешь. (Труды … 310 и сл.).

Он даже полагает существование двух богинь спора – Эрид. Одна из них «свирепые войны и злую вражду вызывает… Люди не любят ее». Другая – «способна принудить к труду и ленивого даже»,

 Видит ленивец, что рядом другой близ него богатеет,

 Станет и сам торопиться с посадками, с севом, с устройством

 Дома. Сосед соревнует соседу, который к богатству

 Сердцем стремиться. Вот эта Эрида для смертных полезна. (10 – 30).

 Гесиод был зажиточным крестьянином («кулаком»). Но и гомеровский Одиссей, царь Итаки, готов вызвать спесивого жениха на соревнование по косьбе и пахоте (XVIII. 366 сл.). Снова цитирую  «Труды и дни» Гесиода:

Там же, где суд справедливый находит и житель туземный,

И чужестранец, где правды никто никогда не приступит, -

Там государство цветет, и в нем процветают народы;

Мир, воспитанью способствуя юношей, царствует в крае. (225 сл.).

Сегодня подобные взгляды, ставшие основой европейской цивилизации, у нас, в России, еще многими расцениваются как проявление бездухоовности.

Однако вернемся в древнюю Грецию.   

«Исследователь права А. Фердросс писал, что у Гесиода номос (обычай) и дике (закон) образуют порядок правового долженствования, а биа – порядок причинности (и, следовательно, необходимости) неразумной природы. Животные действуют всегда по порядку биа и совершенно не могут его нарушить, тогда как люди, хотя и должны жить по порядку дике, однако могут действовать и вопреки нему» (История политических и правовых учений. Древний мир. М.1985 с.215). 

Как уже говорилось, характером рельефа Греция была разделена на межгорные анклавы, в которых и началось формирование полисной государственности. Именно сравнительная малочисленность населения таких анклавов привела к тому, что греческий полис не стал  только городом. Полис стал сосредоточением всей  общественной жизни государства, включая в себя и окружающее население и территорию. Хотя верховная  власть в полисах первоначально принадлежала аристократии, народное собрание (по существу собрание воинов) – «агора»  продолжало созываться, чтобы одобрить принятые решения. По замечанию Ю.В. Андреева (Гомеровское … с.333) «отсутствие агоры у циклопов в глазах Одиссея есть признак величайшей дикости» (Od.IX. 112).

«Семь мудрецов» Греции (VII- VI в. до н.э.) в своих кратких изречениях сформулировали уже вполне рациональные и светские по своему духу этические и политические сентенции мирской практической мудрости. В том числе, и относительно полисной жизни ее  законов и порядка. Их продолжатели – Пифагор и Гераклит рационально подошли к выбору критерия «что есть лучший», «благородный», «добронравный» (старинные синонимы слова «аристократ»). Вместо  традиционных иррациональных критериев превосходства по праву рождения (по «крови») ими были выбраны критерии интеллектуальные, что, хотя бы потенциально, превращало аристократию из замкнутой касты в открытое множество (История политических и правовых учений. Древний мир. М.1985. с.215, 221). Итак, греческий феномен, говоря словами М.Вебера, положил начало «расколдовыванию» мира.

                                     *       *       *

Далее речь пойдет преимущественно об Афинах, где демократические традиции проявились наиболее плодотворно. Один из семи мудрецов, Солон

(638 – 559 г. до н.э.), провел отмену долгов и запретил в дальнейшем обеспечение ссуды личной кабалой. Подобные законы против долгового рабства в той или иной форме принимались и в восточных деспотиях, там это происходило в основном из фискальных соображений, т.к. попавший в частное рабство переставал платить налог государству. В сравнительно маленьких Афинах этот закон преследовал другую цель – сплочение народа, в том числе и против рабов - иноплеменников. Еще более рациональным был закон о замене деления граждан на имущественные категории вместо «кастовых», по знатности или роду деятельности.

Успеху демоса сопутствовало и то, что городские ремесленники и крестьяне, несмотря на разные интересы, умели объединяться против знати.

На протяжении многих лет советская история апеллировала к классовой борьбе (которая действительно имела место) и сознательно не обращала внимания на классовые компромиссы знати и демоса, богатых и бедных, о чем свидетельствует многовековая история греческой демократии. Вождями демоса неизменно оказывались выходцы из знатных фамилий.

Особо следует отметить способность  демоса к осознанию своих общих интересов. Непреклонность знатных и богатых толкала демос в руки демагогов, которым иногда удавалось стать тиранами, отчего страдали и верхи  и низы. Рациональные афиняне, как и граждане других демократических полисов, предпочитали умерить свои притязания (и с той, и с другой стороны), чтобы избежать большего зла.

Пример рациональной способности афинян к самоорганизации приводит Э.Д. Фролов, опираясь на сообщение Ксенофонта. «Персидский полководец Кир боролся за престол со своим братом. Для чего нанял большой отряд греческих воинов. В решающей битве (401 г. до н.э.) Кир погиб, а греческие военачальники были предательски захвачены персами. В этих условиях,  одни, в чужой стране, наемники не растерялись и сумели сорганизоваться и пробиться на родину именно потому, что они вели себя как самодеятельный коллектив, способный к самостоятельному существованию, даже вне полиса» (Рождение… с.7).

Самоорганизация – это, прежде всего умение договариваться. Та или иная степень организации существует в любом обществе.

В греческом обществе существовала рациональная социальная солидарность, как плебса, так и аристократии.

 В «восточных» государствах организация предполагает либо «харизму», либо насилие. Демократия – это договор, достигаемый посредством дискуссии. Именно поэтому, хотя у многих древних народов существовала математика, доказательной эта наука стала только у греков. Жрецы Египта или Вавилони только вещали – доказывать им и в голову не приходило. Им верили на слово. Доказательный метод – это и переход от общего к частному и, наоборот – от частного к общему, в значительной мере стимулировал логическое мышление.

                             *       *       *

Римское государство возникало под сильным идеологическим влиянием Греции, ибо греческими колониями был усеян почти весь Апеннинский п-ов. Первоначально римскую общину возглавляли цари, но затем Рим стал аристократической республикой. Как и в Греции там началась борьба плебса и аристократии. Когда в середине V в. до н.э. римские плебеи потребовали составления писаного законодательства, в Грецию были направлены римские посланцы для ознакомления с законами Солона. Результаты этого ознакомления были использованы для составления знаменитых Законов XII таблиц.

В Греции демократия пала в результате борьбы Афин за всегреческую гегемонию. В Риме разгром движения Гракхов за наделение крестьян землей фактически привел к власти диктатора Суллу, жертвами которого стали вчерашние классовые противники Гракхов.

Греческая демократия оставила после себя важные принципы: выборность носителей власти, принятие решений большинством голосов, состязательность судебного процесса с участием присяжных. В Риме эти принципы, как и принципы гражданского и имущественного права были детализованы и широко применялись на всей территории огромной империи. Значительным достижением римской юридической мысли было деление права на публичное (относящееся к пользе государства) и частное (относящееся к пользе отдельных лиц)

 

 Аристократия. Европейское средневековье.                               

В 313 г. н.э. соправители Римский империи Константин I и Лициний признали христианство равноправной религией, с 325 г. после казни Лициния Константин правил единолично. В 330 г.  он перенес столицу империи в Византию, которая была переименована в Константинополь. Ближайшим советником и сподвижником Константина епископом Евсевием была разработана концепция христианская концепция императорской власти. В языческие времена римские императоры обожествлялись. В христианской концепции прямое обожествление земного правителя было невозможно. Евсевием была  выдвинута концепция монаршей власти милостью Божьей. Земной правитель из живого Бога превратился в его наместника, исполнителя Божьей воли на земле (Г.Л.Курбатов. в кн. «Христианство: Античность, Византия, Древняя Русь» Л.1988.с.115). 

Служители церкви стали частью госаппарата, а Византия превратилась в обычную восточную деспотию.

                                     *       *       *         

Благодаря византийским внутренним пертурбациям, дальности расстояний, крестьянским восстаниям, нашествиям германских племен имперская властная вертикаль рухнула, и Римская  церковь оказалась практически «беспризорной». «В хаосе варварских нашествий епископы и монахи стали руководителями разваливающегося общества: к своей религиозной роли они прибавили политическую, вступая в переговоры с варварами, хозяйственную, распределяя продовольствие и милостыню, социальную, защищая слабых от могущественных, и даже военную, организуя сопротивление и борясь «духовным оружием», когда не было оружия военного (Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М.1992. с.37).

На западноевропейском пространстве сложилась ситуация в чем то аналогичная той, которая предшествовала образованию древнегреческих полисов.

Крах централизованной власти, при сохранении населением многих технологических навыков прежней цивилизации: письменность, горное дело, ремесла, в сельском хозяйстве -  колесный плуг, трехпольный севооборот. В большей части Западной Европы уже отсутствовали родовые связи, и существовала частная собственность.

Расчеты показывают, что общее количество варваров, осевших на римском Западе, не превышало 5% всего населения (Ле Гофф, с.33). Варварские короли недалеко ушли от гомеровских басилеев: «Франкский король, возводимый на трон поднятием его на щите, вместо скипетра и диадемы имел лишь копье, а его отличительным знаком являлись длинные волосы… Налоги более не поступали и богатство короля заключалось в сундуке с золотыми монетами и драгоценностями» (Ле Гофф, с. 37).

Особо надо отметить роль католической церкви. В начале остановимся на идеологической стороне вопроса. Церковь сохранила римское право.

Не будучи  полностью подконтрольна светской власти, церковь (в свих собственных интересах) делала упор на евангельской максиме: «отдавайте кесарево кесарю, а Богу Божье» (Мф. 22,21 Мр.12,17).  Но из этого положения с необходимостью следовали достаточно основательные выводы. «Человек обязан сопротивляться своему королю, если тот творит зло. И этим он не нарушает присяги верности» - гласило Саксонское зерцало». (Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М. 1984. с.181).  

В другой книге того же автора (Средневековый мир. М.1990. с.229) францисканский проповедник Бертольд Регенсургский на вопрос «Что мне делать, если мой господин приказывает мне жечь и грабить, убивать людей и вламываться в церкви?» отвечает: «А твой истинный Господь, который даровал тебе тело и душу, скажет тебе: «Коль ты так поступишь, отниму у тебя и тело и душу, кою ввергну во глубину ада». А ведь твой небесный Господь имеет на тебя больше прав, нежели земной господин». И этот монах не противоречит Евангелию: «Каждый человек и действует и отвечает по закону свободы». (Иак. 1,25; 2,12). Отсюда:  «Каждый из вас за себя даст отчет Богу» (Рим.14,12; Мф. 16,27. 2 Коринф. 5,10). Мысль  о необходимости  повиноваться  богу  в  ущерб покорности земному господину в тех условиях означала отвоевание  для человеческой свободы  новой  территории,  которой в более ранний феодальный период у него не существовало»  (Гуревич А.Я. там же, с.231).

В своих спорах со светскими властями им (церковникам) приходилось излагать свои идеалы в логической форме, рассуждать, призывать к рассуждению. (М. Блок. В кн. Апология истории. М.1973. с.158).

Так же как жителям древней Греции, «социальным слоям Европы было присуще коллективное сознание и самостоятельная организация, распространявшаяся на все общество» (Ш.Эйзенштадт. Революция и преобразование обществ. М.1999. с.192). Это и есть социальная солидарность.

С другой, прагматической стороны, церковных иерархов вовсе не привлекала участь своих византийских коллег. «Стремясь использовать друг друга, король и епископы себя взаимно нейтрализовали и парализовали» (Ле Гофф, с.38). В результате претензии Римского папы на светскую власть (то, что наши славянофилы именовали «папоцезаризмом») остались не реализованными. Еще Вл. Соловьев указывал на то,  что дуализм светской и духовной власти  в значительной мере способствовал становлению личности.

                                       *       *       *

Королям не удалось справиться ни с церковью, ни с аристократией. За 50 лет до того, как  в Германии проповедовал отец Бертольд, английские бароны отказались подчиняться своему королю и потребовали от него подписать то, что впоследствии назвали Великой хартией вольностей (1215 г.). Понимая, чем они рискуют, бароны вступили в коалицию с рыцарями, церковью, горожанами и свободным крестьянством. В результате англичане добились политических и материальных гарантий от произвола короля и его чиновников. В 1298 г. под давление баронов подписал «подтверждение хартии», этот документ обеспечил за парламентом право установления налогов.

Я не буду анализировать ни эпоху Возрождения, ни Реформацию, ни эпоху Просвещения. Все эти периоды специфичны только для Европы и являются следствием ее особого пути.

В 1576 г. заявление  представителя королевы Елизаветы Тюдор, (современницы царя Ивана Грозного) о том, что королева имеет право распоряжаться имуществом своих поданных, как своими доходами, было встречено английским парламентом топаньем и смехом (Дмитриева О.В. в кн. Общество и государство в древности и в средние века. М. 1984 г.).

Лорд Ф. Бэкон, присутствовавший на этом заседании парламента, гораздо позднее написал: «Монархия, где вовсе отсутствует дворянство, всегда  бывает  чистым  деспотизмом  и   тиранией, на подобии  турецкой;  ибо  дворянство умеряет власть монарха и отвлекает  взоры народа   от  королевского  дома»  (Опыты.  XIV).

Действительно, опираясь на буржуазию, против аристократии королям удавалось сосредоточить в своих руках большую власть. Однако, как только эта власть начинала буржуазии мешать, следовали революции. Уже в новое время, когда речь идет о Франции, многие вспоминают  огромную роль бюрократии (а, соответственно и коррупции) во  времена Луи Филиппа и Луи Наполеона. И тот и другой заигрывали с буржуазией, другой пытался заигрывать и с рабочими. В результате и их обоих смели революции.

Канцлер Германии О. Бисмарк, научившись на чужом опыте, убежденный монархист и милитарист, тем не менее, писал: «Я уже в1847г. стоял за то, что следует добиваться возможности публичной критики правительства в парламенте и прессе, дабы избежать грозящей монарху опасности со стороны женщин, придворных, карьеристов и фантазеров, стремящихся держать монарха в шорах и мешающих видеть его государственные задачи во всем их объеме и предупреждать или выправлять злоупотребления» (О.Бисмарк. Мысли и воспоминания. М. 1940. с.12). Ничего удивительного Бисмарк, несмотря на все его недостатки, мыслил как европеец.
    Говоря о буржуазии, необходимо проанализировать и ее «экологическую нишу», для чего нам придется вернуться вспять по шкале времени.     

 

 Свободный город.

В начале второго тысячелетия н.э.  «Запад, прежде выступавший   исключительно   как   импортер,   стал    мощным поставщиком изделий ремесла» (Блок М.  Феодальное общество.  В книге «Апология истории». М,19733.с.125).   «Именно деятельность  ремесленников,  их   экономические   и социальные потребности, как  самостоятельных товаропроизводителей  вызвала  к   жизни   городское   право». «Заинтересованность   в  городских  доходах  обычно  побуждала феодала идти навстречу требованиям горожан и  поощрять  приток беглых   крестьян  из  сельской  округи»  (Стамм  С.М.  в  кн. Средневековое  городское   право.   Саратов.   1989   с.7,11). Городской  воздух делал человека свободным!  Такова же природа независимости городов средневековой Японии.

 Наряду с   независимостью от власти, ремесленник в наименьшей мере зависел от непредсказуемости природных условий – «не боги горшки  обжигают»  и,  судя  по  всему,  ремесленники  первыми начали,  говоря словами   Вебера,   «расколдовывание    мира».  Это понятие обозначало и иное отношение между людьми. «Харизма»   все   более   удалялась   от    мистически воспринимаемой  «маны» и все более приближалась к современному понятию  «престиж».

                                        *       *       *

 «Сосредоточение   мысли   на   абсолютной ценности человеческой  свободы едва  ли правомерно суживать до одной лишь религиозной сферы ... Власть (земного господина) не может распространяться на  совесть  и  душу человека...  тот,  кто по велению сеньора грабит,  насилует  и  убивает    губит  свою  душу.  Самой   главной формой городской самоорганизации были ремесленные цеха.   В   условиях,   когда  производительность  каждого ремесленника  была  сравнительно   невелика,   для   экспортной торговли  имела  значение  не столько фирменная марка мастера, сколько – города,  отсюда вытекала необходимость  коллективной регламентации и качества подготовки мастера,  и  качества  самого  товара.   Существенную  роль в эволюции и совершенствовании городского права сыграло римское право,  ведь именно города были центрами его    изучения.    Городское    право   исходило   из   факта институализационного оформления  городской  общности,  которое выработало в обществе сознание общей пользы и общего интереса. Городское  право  предполагало  создание   органов   выборного управления,    отразивших   и   стимулировавших   политическую активность горожан, которые стали альтернативой наследственной власти авторитарного мира.  Оно выработало нормы коллективного принципа  в  реализации  власти.   Принцип   большинства   при выработке  решений,  независимость суда». (Хачатурян Н.А.  в кн. Город в средневековой цивилизации Западной Европы. М. 1999 т.1.с.339).

                                      *       *       *

Средневековые города    становятся    центрами     светского образования.  Во Фландрии уже в XII в.  разворачивается борьба за обучение, отвечающее интересам городской верхушки,  в  Генте это  даже  привело  к прямой войне.  Получают независимость от светской и отчасти духовной власти и университеты. С XIII в. в университетах начинают  создаваться библиотеки,  содержавшие  тысячи  рукописных книг. Появляются   интеллектуалы      новый   социокультурный   тип средневековья.  Горожане не были изолированы  от  феодального  общества,  но   идеология других сословий преломлялась в городских условиях.  

Грамотность, необходимая в городской практике, перестала быть исключительной     привилегией     духовенства.   Рыцарский поведенческий идеал, предполагавший сословную честь (и  высокомерие) стал предпосылкой кредитного хозяйства, коммерческой  надежности  и  благопристойности.  Если  любимым развлечением  рыцаря были турниры,  то для горожанина подобным же развлечением были диспуты (подобия рыцарских  турниров).  В пылу споров рождался логический метод мышления. Схоластический метод  не  ставил  под  сомнение  веру,  но  вел  к  осознанию личностью  ее  интеллектуальной  ответственности,  возможности существования различных мнений,  обучал не  пугаться  новаций, принуждал использовать систему доказательств. (Ястребицкая А.Л. Там же, с. 95, 311,314, 315).

«Равноценность рыцарства и учености выражалась, в том числе, и в склонности признавать за докторским титулом те же права, что и за титулом рыцаря». (Й.Хойзинга. Осень средневековья. М.1988.с.70).

В Византии римское городское право действовало до VI-VII вв. С этого времени бюрократия подчиняет себе  городскую  жизнь  и город   становится   административным  и  религиозным  центром (Курбатов Г.Л.,  Лебедева Г.Е.  в кн.  Город и  государство  в древнем  обществе.  Л.  1982  с.  65).  Несмотря  на  античное наследие, Византия демонстрирует обычный для «востока» тип развития.  В Западной   Европе «именно развитие города создает наиболее прочную базу     политической    централизации.    Оформлением экономических  связей,  опосредованным  влиянием  на   позицию феодалов  в этом процессе,  благодаря развитию товаро-денежных отношений, втянувшим в них деревню, самим фактом возникновения городского   сословия,   которое  становится  заинтересованной стороной в централизации страны». (Хачатурян Н.А.  Там же,  с.376).   

Точно так же,  как ни античное рабовладение,  ни европейский феодализм не  имеют  аналогий  за  пределами  этих  территорий (возможно, исключая  Японию),  так  и европейский абсолютизм по сути дела был явлением уникальным. Абсолютизм, хотя и предполагавший наследственного  главу государства,  обладавшего всей полнотой исполнительной  и  законодательной  власти  и  осуществлявшего первую с помощью зависимых от него чиновников, несомненно отличается от азиатского деспотизма. В своем возникновении он опирался  на  города  и  сохранил городские  вольности, чего и в помине не было ни при самодержавии или деспотизме.

                                *       *       *

 БСЭ (т.1.с.70) отмечает,  что «в Испании абсолютизм, не опиравшийся на купцов и промышленность, выродился в деспотию». О России этого, естественно, не сообщается.

Как показывают нам примеры Испании и России, в какой-то момент истории   культ   государства  был  рационально  оправдан внешней угрозой.  В дальнейшем в национальной памяти произошло запечатление (импринтинг)    событий   периода   становления государства. Эти настроения,  давно ставшие иррациональными, тщательно поддерживаются как самими деспотами,  так и их  чиновничьей  сворой.   Такая политика психологически опиралась и опирается на иррациональные факторы    «территориальный  инстинкт»  и   «манию величия».

  Кроме того, идентификация себя с группой, а группы с вождем,  является мощным   способом   психологической   защиты.   Европейские колониальные империи, начало которым положил еще абсолютизм, имели рациональную основу – обеспечить монопольный рынок  сбыта дешевых европейских товаров,  в обмен на дорогие, экзотические товары колоний.  Как только удержание  «заморских территорий»  становилось  экономически неэффективным,  империи распадались.

 

Итоги.                  

В основе европейского сознания и европейской демократии лежат:

1. Принципы античной демократии.

2. Принципы римского правосознания.

3. Христианские принципы, включающие представления о свободе человека и его личной ответственности. А так же этический принцип – «как хотите, чтобы с вами поступали люди, таки вы поступайте с ними». (Мат. 7.12; Лук. 6.31).

4.Иудейские (ветхозаветные) представления, вошедшие в христианскую доктрину: а) линейное (не циклическое) понимание времени (см. М. Элиаде. Космос и история. М. 1987.с. 106). б) идеи социальной справедливости, которые провозглашали почти все еврейские пророки с 8 в. до н.э.: «Князья твои законопреступники и сообщники воров; все они любят подарки и гоняются за мздою; не защищают сироты, и дело вдовы не доходит до них» (Ис. 1.23). (См. также: Ис. 32.1; 58.6,7; 59.3,4.* Иез.18.1212.* Мих.7.3.

                            * Наум. 1.3,4 *Авв.1.3,4.* Соф.3.3).                        

V. Россия – особый путь?                   

Начало.

Можно ли говорить об особом пути России? Если речь идет о сравнении с Европейской цивилизацией – безусловно, если речь идет  об «азиатском пути» – нельзя. Тому есть много причин. Попробую указать важнейшие.

                                *       *       *

1. Принятие византийского варианта христианства. В Западной Европе  светская власть стала формироваться тогда, когда религиозная уже сформировалась и первые императоры и короли были поставлены перед свершившимся фактом. В России кн. Владимир, выбирая религию, остановился на том варианте, который его больше устраивал – независимость церкви его явно не устраивала.

                                    *       *       *

2. Монгольское иго.

Однако до монгольского нашествия положение было иным. «Князь, сильнейший среди сильных, но не самодержец. Без прямого содействия бояр, без их совета, сам князь бессилен. Но не одна боярская дума являлась политическим выражением могущества феодальной аристократии. Другим, не менее ярким свидетельством независимости аристократии являлась свободная служба каждого из них любому князю, на особых договорных условиях». (Ротенберг С.С.Ученые записки Московского пединститута им. Ленина, т.35.вып. 2. М.1940. с.67).

Впрочем, еще до ордынского ига среди Русских княжеств «различались три разновидности политического строя: 1) феодальная монархия с сильными олигархическими (следовало бы сказать «аристократическими») тенденциями местного боярства (Галицко-Волынское княжество); 2) феодальные республики (Новгородская и Псковская земля) и 3) феодальная монархия с сильной властью князя (Владимиро-Суздальское княжество, затем ставшее Московским). (Ерошкин Н.П. Очерки истории государственных учреждений дореволюционной России. М.1960. с55). Самое восточное княжество России оказывалось и самым «восточным» в политическом смысле.

Трехсотлетнее пребывание под монгольским игом не могло не оставить следов. Порядки, царившие в Золотой орде, стали нормой и для русских князей, и для русских бояр. Те, кто сохранял боярскую (рыцарскую) честь, погибали в боях с монголами и во время антимонгольских восстаний. (Черниговский князь Ярослав Всеволодович был зверски замучен в монгольской ставке за отказ исполнять языческие обряды).

На «азиатский» характер тех, кто стал у власти после развала Орды, указывали многие, в том числе и А.К.Толстой в балладе «Князь Тугарин». Певец-Тугарин пророчествует на пиру у князя Владимира: Он предсказывает и татарское иго, и освобождение от него. Но татарского хана сменит такой же хан, только русский:

И в тереме будет сидеть он своем,

Подобен кумиру средь храма,

И будет он спины вам бить батожьем

А вы ему стукать, да стукать челом -

Ой, срама, ой горькая срама!

Главой Северо-Восточной Руси (Великим князем), являлся князь, получавший ярлык от золотоордынского хана. Ярлык этот давал право получившему его собирать для Орды дань с русских княжеств, и возможность оставлять часть ее себе. Князья Тверские никак не могли понять истинного положения дел и в начале XIV в. все еще считали возможной борьбу с татарами. Александр Тверской призывал русских князей «друг за друга и брат за брата стоять, а татарам не выдавать и всем вместе противостоять им, оборонять Русскую Землю и всех православных христиан… Никто из князей чаще Калиты не ездил на поклон хану, В Орде привыкли думать, что, когда приедет Московский князь, будут «многое злато и серебро» и у Великого хана, и у его жен, и у всех именитых мурз (Ключевский В.О. Сочинения. М. 1988.  т. 2.  с.191). Московские князья выступали «собирателями Руси» не ради отвлеченного принципа  будущей Великой России (так далеко они предвидеть не могли), а просто старались увеличить свой удел и свое богатство.  Великой Московский князь Юрий Данилович  захватил у Рязани Можайск и Коломну. Ярлык Великого князя он получил, добившись в Орде казни своего соперника, Тверского князя. Его сын Иван Калита, не стесняясь в средствах, добился великого княжения, жестоко подавив в 1327 г. антимонгольское восстание в Твери. (Сегодня такую же политику проводит в Чечне клан Кадырова).

А. К. Толстой поминает и о том, что российская власть всегда стремилась «стать к варягам (европейцам) спиной, лицом повернувшись к обдорам» (князь Тугарин).

Что касается боярских республик, то их участь была печальной. Новгородская республика при Иване III и Иване IV подверглась геноциду настолько, что новгородский народ, как историческая общность перестал существовать, те, кто не были убиты, были высланы, досталось и Пскову.

       Еще при Иване III выбор князем чиновников «не от шляхетского роду, ни от благородна, но паче от поповичев или от простого всенародства», свидетельствовал о деспотическом характере царской власти. («Российское законодательство XXX вв.» М. 1985. т. 2. с. 63).

Первоначально все категории феодалов обладали «правом отъезда» - служба бояр и детей боярских носила добровольный договорный характер, поэтому они могли выбирать сюзерена по своему усмотрению. Великими московскими князьями был запрещен выезд бояр за пределы московского княжества без разрешения власти. «Отъезд», стал рассматриваться как измена (Там же с.12). Любой подданный России, таким образом, объявлялся собственностью государства. Еще Пушкин  был «не выездной».

Советская власть рассматривала «отъезд»  как тягчайшее преступление, караемое вплоть до смертной казни. Это положение, отмененное при Романовых, было восстановлено в 1 934 г. Бегство за границу или отказ возвратиться в СССР  опять стали квалифицироваться как «измена Родине» и караться смертной казнью. Такое положение было отменено только в период перестройки). Как не вспомнить слова Маркса о «азиатском поголовном рабстве»!

                                 *       *       *

  Еще во времена ордынского ига, русские «князья звались холопами «вольного царя», как величали на Руси ордынского хана» (Ключевский В.О. Сочинения. М.1988. т.2. с. 41). Это отношение было перенесено на русского царя и после освобождения от ига Орды.

Как и положено в восточных деспотиях, Иван Грозный  утверждал: «А жаловать своих холопов мы всегда были вольны,  вольны были и казнить». И речь шла не о крестьянине или купце, Грозный  обращался к князю Курбскому. (Переписка И.Грозного с А.Курбским. Л.1979. с.136).

В Европе ни один самодержец не мог себе позволить так обращаться  к дворянину, который мог быть казнен, но не унижен. Но по поводу европейцев Грозный писал: «А о безбожных народах, что и говорить! Там ведь цари своим царством не владеют, а как им укажут их подданные, так и управляют. Русские же самодержцы сами владеют своим государством» (там же, с.126). Зато в азиатских деспотиях обращение к суверену «твой раб» было нормой.

И.С. Пересветов, публицист времени Грозного, в качестве идеального правителя выдвинул турецкого деспота Магомеда (Мехмеда) II, ибо «не можно без грозы царю держати»» (См. Соч. Пересветова И.С. М.Л. 1956.с.153). МагомедII отличался чудовищной жестокостью: «свое вступление на престол он ознаменовал братоубийством, любил казни, вырезывал целые гарнизоны и даже поселения; предавался грубейшему разврату» (Брокгауз и Ефрон. ст. «Магомед II»).                                    

«Наблюдатель, знакомый с тактикой господствующих классов в других странах и в другие времена, поразится идеологической и политической непредусмотрительности или излишеством беспечности в московском боярстве XVI в.» (Ключевский  В.О. Боярская дума. М. 1990. с.286). «Отстаивая свои притязания, бояре не  поднимались открыто против своего государя, не брали в руки оружия, даже не вели дружной политической оппозиции против него. Столкновения разрешались придворными интригами и опалами (он же, Сочинения. М.1988. т.3. с. 149).
            Надо все-таки сказать, что русская аристократия время от времени пыталась ограничить царское самовластие. После смерти Ивана III, при малолетнем Иване IV бояре попытались ослабить властную вертикаль, но они оказались не способными договориться между собой, и возмужавший Иван IV потопил боярство в крови. 

На Земском соборе в 1613 г. боярин Шереметьев предложил: «Выберем-де Мишу Романова, он еще молод и разумом еще не дошел и будет поваден» (цит. по Ерошкин Н. П. Очерки истории гос. учреждений доревол. России М.1960. с.31).

Еще одну попытку ослабить властную вертикаль сделали, так называемые, «верховники», заставив Анну Иоанновну подписать «кондиции», передающие часть властных полномочий не всему дворянству, а нескольким знатным фамилиям. Остальная знать их не поддержала, не поддержало их и дворянство и верховники были казнены или сосланы

Последнюю героическую попытку упразднить или ограничить самодержавие сделали декабристы, среди которых было не мало представителей княжеских и других знатных родов.

Что касается  русской буржуазии, то так же не смогла добиться своего господства, как класса. Ни революцию1905 г., ни февральскую революцию 1917 г. она использовать не сумела. Еще в 1912 г. член партии кадетов, Ерманский, писал: «Приобретая все более видное положение в смысле экономическом …, становясь фактически господствующим классом, пока и без формально-правовых гарантий своего господства, буржуазия неизменно держалась в стороне от общественно политического движения своего времени … культурно-политического раскрепощения России» («Наша заря» № 1-2 1912.с.50). Тогда же ему вторил В.И. Ленин: «Слой крупнейших капиталистов экономически господствует над всеми остальными. … Но все-таки это слой, а не класс. Дистанция огромного размера отделяет этот слой от его политического господства. Они становятся рабски на государственную почву и на этой почве ходатайствуют об интересах своего сословия, своего слоя, своей группы, не поднимаясь даже и тут до широкого понимания интересов своего класса» (Ленин В.И. т.21, с.289).

Наверно не надо доказывать, что и сегодня защищать свои классовые интересы российская буржуазия не собирается.

Если  европейские  народы переходили к национальному  государству,  уже  осознав  себя  в качестве   нации,  то  для  остального  мира  характерно,  что носителем  национальной  идеи  там   выступала   самодержавная власть, опиравшаяся на чиновничество.   Для такого типа развития характерна и иная идеология – культ государства  и  земли  (территории).   Отсюда иррациональное  стремление   к имперскому  господству,  стремление  включить в империю (или в сферу ее влияния) как можно большую территорию, вместе с иными народами.

                               *       *       *

3. Представление об особом историческом пути и предназначении России. Это представление появилось после захвата Константинополя турками. 

     «Идея о том, что Россия есть третий  Рим  («два Рима падоша, третий стоит, а четвертому не бывать») появилась в самом  начале московской государственности.

Представление о Москве, как о Третьем Риме, сложилось в России XVI в. на почве политических и религиозных воззрений, в связи с явлениями общеевропейской истории. Основная его мысль — преемство наследования московскими государями христианско-православной империи от византийских императоров, в свою очередь наследовавших ее от римских. Величие древнего Рима и обширные размеры его территории, породили в современниках убеждение в совершенстве и незыблемости созданного порядка (Рим — вечный город).

Христианство, восприняв от языческого Рима идею единой вечной империи, дало ей дальнейшее развитие: кроме задач политических, новая христианская империя, как отражение царства небесного на земле, поставила себе задачи религиозные.  В раннем средневековье императоры византийские  не признавали прав на императорскую корону за западноевропейскими императорами, германо-романский мир платил им тою же монетою; параллельно этому, представители церквей слали проклятия один другому. Под углом этих последних воззрений воспитывалась и Россия. Но если «Второй Рим» (Византия) погиб, подобно первому, то с ним еще не погибло православное царство, потому что оно никогда не может погибнуть. Новым Третьим. Римом является Москва.  Первые два Рима погибли, третий не погибнет, а четвертому не бывать. Литературное выражение мысль эта нашла у старца псковского Елеазарова монастыря Филофея, в посланиях к великому князю Василию III, и Иоанну Грозному. Новое положение вызывало новые обязательства. Самодержавно-православная Русь должна хранить правую веру и бороться с ее врагами. (Брокгауз и Ефрон. «Третий Рим»).

В споре с Курбским Иван Грозный апеллирует, прежде всего, к Ветхому Завету, к примеру Моисея, которого, «яко царя (Бог) поставил владеть над ними (евреями)», примеру царя Давида, основавшего типично «азиатское» деспотическое государство.

Через много лет к Ветхому Завету обратится Тютчев (стих. «Русская география»):

              От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная…

              Вот царство русское… и не прейдет вовек,

              Как-то провидел Дух и Даниил предрек.

Даниил (2, 44): «И во дни тех царств Бог Небесный воздвигнет царство, которое   вовеки не разрушится, и царство это будет передано другому народу; оно сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно».

Даниил, сообщая Навуходоносору о другом народе, очевидно, имел в виду времена Мессии. Христианская же концепция вообще не знает «избранного» народа, ибо «нет ни еллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, ни варвара, скифа, раба, свободного, но все во всем Христос (Кол.3,11; Галат.3,28).
            Н.В.Гоголь, рассуждая о спорах славянофилов, писал: «и в еврейском народе 400 пророков пророчили вдруг, из них один только был избранник Божий. … Зачем ни Франция, ни Англия, ни Германия … не пророчествуют о себе, а пророчествует только одна Россия? Затем, что сильнее других слышит Божью руку на всем, что сбывается в ней и чует приближение нового царства» (Выбранные места из переписки с друзьями» Полное собрание сочинений М.1952.т.8. с.251, 255).

                            *       *       *

Для оправдания психологии Третьего Рима годилось все. В 1843 г.

Россию посетил прусский экономист по аграрным вопросам барон Август фон Гакстгаузен.

            «Можно сказать, что Гакстгаузен открыл у нас общину: хотя еще в Екатерининскую эпоху про общину писал историк Болтин И.Н. в 1788 г, но его замечания  не обратили на себя внимания ни правительства,  ни литературы … Практический ум Гакстгаузена ставил вопрос на почву объективного изучения действительности; но мысль о значении общинного землевладения, им высказанная, произвела такое сильное впечатление, что тогдашние славянофилы поставили ее в основу своего общественно-философского миросозерцания и связали ее с пропагандируемыми ими идеями национальности и всемирно-исторического предназначения славянства. В глазах славянофилов община является той средой, в которой может получить свое осуществление идеал христианской любви». А.С. Хомяков предполагал даже, что и  промышленность может быть организована на «артельных началах».  (Энц. Брокгауз и Ефрон. ст. «Поземельная община»).

 С другой стороны общиной заинтересовался А.Герцен. С Гакстгаузеном он познакомился по прибытии того в С.Петербург весной 1843 г. и успел узнать, что целью его путешествия по России  является исследование русской общины. Летом 1848 г. Герцен, переживший разгром французской революции, читает книгу  этого немецкого путешественника-экономиста и у него «открываются глаза». (А.И. Герцен. Сочинения, т.9. М.1958. с.92, 353).

К.Маркс по этому поводу писал: «Герцен, сам русский помещик, впервые от Гакстгаузена узнал, что его крестьяне владели землей сообща, и воспользовался этим, чтобы изобразить русских крестьян, как природных коммунистов в противоположность рабочим стареющего, загнивающего Запада (М.Э. т.18.с.543).  О самом же Гактгаузене Маркс писал, что «он дал околпачить себя чиновникам» (М.Э.т.29.с.295). И, правда, «чиновнику, сопровождавшему путешественника, было предписано оказывать ему всякое содействие в его ученых изысканиях, но вместе с тем «отстранять незаметным образом все то, что могло бы сему иностранцу подать повод к неправильным и неуместным заключениям». (Брокгауз и Ефрон. ст. «Гакстгаузен»). Герцен «открыл» общину Бакунину, тот - Ткачеву.

То, что заезжий путешественник открыл для России общину, и то, что это открытие сразу же приобрело сакральный характер, весьма примечательно.

Рассуждая про «особый путь», славянофилы имели в виду, прежде всего отличие России от Западной  Европы, и в этом смысле, как показала и показывает дальнейшая практика, они были  правы.

                                  *       *       *

Вернемся, однако, на два века назад. Вот как рисовали тогдашнюю Россию заезжие путешественники:

«Нет ни закона, ни думы, кроме воли императора, будь она доброй или злой, чтобы предать огню и мечу безвинных и виноватых.     Надо заметить: что никто из судей  и служащих не смеет принимать подарков от тех, чьи дела они решают   (далее говорится о наказаниях за взятки) … Несмотря на это взятки не перестают принимать … о прокуроре или адвокате там и речи нет».         (Жак Маржрет. Состояние Российской империи.1606 г.) (В кн. Россия XV-XVII вв. глазами иностранцев. Л. 1986 с.240).

«Русское право – это сплошное подношение  и дарение, и кто лучше подмажет, тот и получит лучшее право». (Шлейсингер. 1687).(В.И. №8.1970. с115).

«Среди бела дня  на глазах у сотен прохожих избить человека до смерти без суда и следствия – это кажется в порядке вещей и публике и полицейским  ищейкам. (Описывается, как фельдъегерь избивает на улице Петербурга ямщика).  В цивилизованных странах граждан охраняет от произвола агентов власти вся община». (Маркиз де Кюстин. «Николаевская Россия» 1839г.).

Подобных отзывов иностранцев о России можно было бы набрать и больше. Удивление, какое у них вызывали и вызывают российские порядки, говорит о том, что в Европе ни они, ни их потенциальные читатели ничего подобного не встречали.

Может быть, это все ложь иностранцев, ненавидящих Россию?

«Везде грабят, и кто наказан? … Указывают пальцем на грабителей и дают им чины, ленты. … А сии недостойные чиновники в надежде на своих, подобных им, защитников в Петербурге, беззаконствуют». Это  не иностранец, - это М.Н.Карамзин. ( Записка о древней и новой России. 1811г.). 

О том же писал и основатель славянофильства А.С. Хомяков  в стихотворении «Россия»  (1854г.), которое звучит, как переложение части текста из пророка Исаии: 

«В судах полна неправдой  черной

И игом рабства клеймена;

Безбожной лести, лжи тлетворной

И лени мертвой и позорной,

И всякой мерзости полна ».

«Казна нуждается в деньгах и дает какому-нибудь управляющему департаментом барону Врангелю, вору и мошеннику всем известному, до 23000 жалования за то, что он предложил награждать судей орденами», (т.е. узаконил подкуп судей бюрократической администрацией). (Ключевский. В.О. Дневник 9.7.1867).

В очерке Г.И. Успенского «Общий взгляд на крестьянскую жизнь» (из цикла: «Крестьяне и крестьянский труд») автор пишет: «О всяких коллективных оборонах против современных зол, идущих на деревню, не могло быть и речи.

- Захотели вы с нашим народом! Нечто наш народ присогласишь? Нешто он что понимает?».

Такой же ответ я услышал через сто лет, когда на  заводе, где я работал, предложил организовать независимый профсоюз.

Сильно ли изменилась Россия с тех пор?

                                    *       *       *

 Надо сказать, что со времени отмены крепостного права в 1861 г. и до захвата власти большевиками Россия, пусть медленно, но двигалась по общеевропейскому пути. Большевистская революция откинула ее в социальном смысле на несколько веков назад.

«Религиозное и национальное в московском царстве так сильно срослись, как в сознании древне-еврейского народа. И так же как юдаизму было свойственно мессианское сознание, оно было свойственно русскому православию… Русский коммунизм есть коммунизм восточный. Влияние Запада в течение двух столетий не овладело русским народом (Н.А.Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма. М.1990.с.10,13).

Ветхозаветным, по своему существу, является и российский принцип «соборности».  «У Хомякова свобода принадлежит церкви как целому, а не каждому члену церкви в отдельности» » (см. Зеньковский В. История русской философии Л.1991. т.1. ч.1 с. 203).   Поскольку церковь в России издавна подчинена государству, такая точка зрения распространялась в первую очередь на сакрализованую власть, это отношение к власти славянофилы именовали «цезарепапизмом». И.Грозный писал Курбскому: «Бог поставил над Евреями единого царя Моисея, священнодействовать же приказал Аарону, запретив заниматься мирскими делами» (Переписка… с.131).

Массовое сознание  многих слаборазвитых стран обвиняет Европу и в первую очередь США («золотой миллиард») в том, что они богаты, а также  в том, что они хотят навязать свой образ жизни всему миру. Завидуя европейскому уровню жизни, население этих стран не  понимает, что для того чтобы иметь европейский уровень жизни надо принять европейскую систему ценностей.

Это положение имеет отношение и к сегодняшней России. Не признав своей  социально-политической отсталости, продолжая мечтать о каком-то особом пути, сохраняя имперские амбиции, граждане России так и будут оставаться холопами бюрократической системы.

                     

 Истоки и последствия ленинизма.  

Если открыть любой словарь советского времени на слове «Ленин» или «ленинизм»,  то там обязательно найдется словосочетание «марксизм-    ленинизм» или фраза типа: «Ленин – гениальный мыслитель, теоретик марксизма», «Ленин – гениальный продолжатель учения К. Маркса и Ф. Энгельса». Попытаемся выяснить, насколько эти утверждения соответствуют действительности.

Маркс, несмотря на все его ошибки, признан крупнейшим европейским философом. «Марксизм» самостоятельно победил только в странах «азиатского» типа. В европейских странах он был навязан советскими танками.

 Коммунистическая идеология не была изобретением Маркса. Еще Аристофан  в комедии «Женщины в народном собрании» высмеивал представления, очевидно, широко распространенные в его время и впоследствии получившие название «коммунистических».

Непосредственными предшественниками Маркса были Бабеф, Бланки и их последователи, которые считали коммунистический переворот делом активного революционного меньшинства.

 В начале своей философской деятельности Маркс еще отдает дань предшествующему этапу. «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» (т.3 с.4). Маркс, который получил докторскую диссертацию за работу по греческой философии, не мог не знать, что Платон, как и масса других философов, уже пытались изменить мир, но из этого ничего не вышло.

В дальнейшем, с середины шестидесятых годов, Маркс начинает относиться к окружающему его миру скорее как очень заинтересованный наблюдатель.

«Капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса свое собственное отрицание» (М.Э.т. 23, с.773).

Эту же тему продолжает Энгельс: «Столкновения бесчисленных отдельных стремлений и отдельных действий приводят в области истории к состоянию, которое господствует в лишенной разума природе, … случайность господствует и в исторических явлениях. Но там, где на поверхности игры лежит случай, там сама случайность всегда подчиняется внутренним скрытым законам. Все дело в том, чтобы открыть эти законы» (т. 21, с.306).Поэтому для Маркса и Энгельса «пролетарское движение есть самостоятельное движение», порождаемое развитием производительных сил (М.Э.т.4.с.435).

В Манифесте Коммунистической партии (1848 г.) говорилось: «Коммунисты не являются особой партией, противостоящей другим рабочим партиям. У них нет никаких интересов, отдельных от интересов всего пролетариата в целом. Они не выставляют никаких особых принципов, под которые они хотели бы подогнать пролетарское движение» (М.Э. т.4.с437).

«Разве сплоченность Интернационала достигается с помощью какой-нибудь единой догмы? Напротив…». Это уже пишет  Энгельс в1894 г. (т.22. с.478)

«Там, где дело идет о полном преобразовании общественного строя, массы сами должны понимать, за что идет борьба и за что они жертвуют жизнью» (М.Э.т.22.с.544).

Надо сказать, что в революции 1848 г. многие рабочие действительно выступали под социалистическими лозунгами.

Итак, согласно Марксу и Энгельсу, социальные изменения подчиняются законам, которые не только не зависят от воли и сознания человека, но сами определяют его волю и сознание. Задача политической партии пролетариата – не руководство классом, а теоретическая помощь ему.

Маркс жил в то время, когда наука делала огромные успехи в самых разных областях знания. Там, где на поверхности лежал случай (хаотическое движение молекул газа или случайные изменения организма), эта случайность подчинялась газовым законам или законам естественного отбора. Кампания Ллойда вывела статистические закономерности, необходимые для проведения операций морского страхования. Подытожив данные истории  Европы, Маркс и Энгельс сформулировали весьма корректную для своего времени гипотезу ее дальнейшего развития. 

В эту гипотезу органически входило и представление о пролетарской революции. Опыт буржуазных революций, завоевания  колоний («превращение феодальных способов производства в капиталистические») – все это давало право Марксу утверждать, что «насилие является повивальной бабкой старого общества, когда оно беременно новым» (М.Э. т.23.с. 761). Что касается террора, то о якобинском терроре Маркс говорил, как о реакции «взбесившихся буржуа».

                               *       *       *

Макс  Вебер, высоко оценивал  эвристическое  значение  марксистских  понятий, как «идеально-типических конструкций при анализе социальных институтов». Однако он считал, что применять их можно, «если пользоваться ими для  сравнения  с  действительностью,  но  не рассматривать    их    как   реально   действующие   «силы», «тенденции» и т.п.» (Избр. пр. М.  1990.с. 404). 

Осознание физических идеально-типических конструкций («материальная точка», «идеальный газ», «закрытая система») как реальности, приводила к безуспешным попыткам создания вечных двигателей. Гипотеза Маркса поэтому скоро превратилась в очередную наукообразную и, вместе с тем, в религиозную утопию. Постепенно эта гипотеза  выявила свою необоснованность, о чем было сказано  Эдуардом Бернштейном в книге «Проблемы социализма и задачи социал-демократии», опубликованной в 1899 г. (рус. пер.1901 г.).

Бернштейн утверждал: 1.Абсолютное обнищание пролетариата это миф. На самом деле в развитых странах жизненный уровень рабочих ощутимо повышается. (Энгельс писал Марксу еще в 1858 г.: «Английский пролетариат все более обуржуазивается»). 2.Диктатура пролетариата обернется диктатурой партийных ораторов. Задача социал-демократии помочь рабочим использовать избирательную систему для отстаивания своих интересов. 3. Главное в марксизме не его практические рекомендации, а его этическая направленность. 4.Коммунизм не осуществим, но движение в направлении все большего осуществления его ценностей необходимо (цель недостижима, движение к ней – все).

Марксова теория стоимости (в частности тезис о том: что девственные земля, лес и проч. не имеют стоимости и соответственно принадлежат тем, кто их начал возделывать) отражает крестьянское дотоварное воззрение на то, что земля божья. А утверждение о том, что сложный труд без учета рынка можно свести к простому, становится опорой бюрократических привилегий и эксплуатации.

В европейской истории марксистская идея построения коммунизма осталась только как очередная утопия. Из всех положений марксизма рабочее движение восприняло (с соответствующей коррекцией) принципы классовой борьбы и участия в политической власти.

После введения всеобщего избирательного права Энгельс писал: «Ирония всемирной истории ставит все вверх ногами. Мы - «революционеры», «ниспровергатели», мы гораздо больше преуспеваем с помощью легальных средств, чем с помощью переворота» (М.Э. т.22.с.546). «Рабочие могут завоевать еще некоторые позиции и притом легальным путем, путем, который явится для них политической школой»  (М.Э.т.39.с.227).

«Там, где левые силы отказались от либерализма во имя перманентной революции, они стали на путь тоталитаризма, надругавшись над самыми элементарными правами человека. Напротив, там, где была сохранена верность либеральным методам, левые силы с помощью социал-демократического компромисса между государством и рынком смогли распространить гражданские права на все категории трудящихся и создать такой тип демократии, который, несмотря на все свои ограничения и недостатки, остается по сей день наиболее близкой к великим социалистическим идеалам формой социальной организации» (К.Росселани. Либеральный социализм.1989. с. 12).

                              *       *       *

По-другому сложилось ситуация там, где победила идеология политического переворота по инициативе и под руководством революционного «сознательного» меньшинства.

Задача этого меньшинства не сводилась только к свержению существующей власти или даже капиталистического строя. Само построение нового общества (Бланки уже называл его «коммунизмом») предполагалось осуществить властью (диктатурой) группы заговорщиков.

Бабеф четко разделил все население Франции на «граждан», которые заняты полезным (в основном – физическим) трудом и «иностранцев», всех тех, кто с точки зрения бабувистов не приносит никакой пользы. Для последних, а так же для тех, «кто будет арестован за обращение с воззваниями к французам», Бабеф предусматривал ряд островов, «которые будут превращены в места исправительного труда» (Ф. Буаноротти. Заговор во имя равенства. М. Л. 1948. т. II. с. 303, 306). Бланки придерживался тех же принципов, только вместо «исправительного труда» предлагал изгнание инакомыслящих.

«Что за детская наивность, выставлять собственное нетерпение в качестве теоретического аргумента!» (М.Э. т.18. с.514, 516). Во Франции как бабувисты, так и бланкисты сошли с политической сцены довольно быстро.

Иначе обстояло дело в России.

Наиболее одиозным представителем русских бланкистов был Сергей Нечаев со своим «Катехизисом революционера», в котором пропагандировался лозунг: «цель оправдывает средства». Его программную статью «Главные основы будущего общественного строя» Маркс и Энгельс комментировали так: «Какой прекрасный образчик казарменного коммунизма! Все тут есть: … оценщики и конторы, регламентирующие воспитание, производство, потребление и во главе всего, в качестве высшего руководителя безымянный и никому не известный «наш комитет» (т.18.с.414).

«Что такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, возврата к неестественной простоте бедного грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос до нее» (М.Э.т.42.с.115).

                                 *       *       *

 После убийства одного из членов нечаевского кружка, позволявшего себе в чем-то не соглашаться с лидером, Нечаев бежал за границу и с политической арены сошел.

Его место на крайнем фланге народнического движения занял  бывший член этого кружка Петр Ткачев. (Далее, П.Н. Ткачев цитируется по изданию «Сочинения в двух томах» М. 1975, если не оговорено другое издание).

  Если верить воспоминаниям ближайшего сотрудника Ленина, Вл. Бонч-Бруевича, Ленин с восторгом отзывался и о Ткачеве, и о Нечаеве: «Владимир Ильич придавал большое значение Ткачеву, которого он предлагал всем и каждому читать и изучать. До сих пор не изучен нами Нечаев, над листовками которого В.И. часто задумывался. В.И.  неоднократно заявлял о том, какой ловкий трюк проделали реакционеры с Нечаевым с легкой руки Достоевского, когда даже революционная среда стала относиться к Нечаеву отрицательно, совершенно забывая, что Нечаев обладал особым талантом организатора, умением всюду устанавливать особые навыки конспиративной работы, умел свои мысли облачать в такие потрясающие формулировки, которые оставались памятны на всю жизнь». (Журнал «Тридцать дней» 1934. янв. с18).

Свою политическую деятельность Ленин начинал как правоверный марксист. «Освобождение рабочего класса должно быть делом самих рабочих»,  писал он в проекте программы социал-демократической партии в 1896 г. (т.2.с.85). Однако вскоре он меняет точку зрения. Возможно, это произошло после его знакомства с книгой Бернштейна, когда Ленину стало ясно, что  история «с необходимостью естественного процесса» порождает вовсе не коммунизм, а нечто совсем другое.

Ткачев в какие-либо исторические закономерности не верил: «Прогресс, т.е. совершенствование (общества) в хорошую сторону явится только тогда, когда вместо худого и неразумного принципа в основу всего ляжет принцип хороший и разумный. Развитием этого принципа будет прогресс» (т.1.с.57). «Экономический расчет руководит человеком во всех его действиях и соображениях. Но расчет может быть правилен и неправилен, его правильность зависит от умственного развития рассчитывающего человека. Результатом неправильного расчета является тот строй экономических отношений, который делает людей несчастными» (т.1.с.61).

Уверенность Ткачева в том, что именно он знает, каков должен быть этот правильный принцип (экономический строй), уверенность в том, что любой выдуманный принцип может быть осуществлен на практике – поразительна. «Сама революция становится у него (Ткачева) чем-то вроде девы Марии, теория – верой, участие в движении – культом» (М.Э.т.18.с.524).

Ткачев: «Народ не может сам себя спасти, народ, сам себе предоставленный, не может устроить своей судьбы сообразно реальным потребностям». «Народ не имеет существенного значения как положительная революционная сила (с точки зрения его положительных идеалов), он имеет значение как сила отрицательная, революционно-разрушительная» (т.2.с.166).

В 1901 г. Ленин пишет работу «Что делать?» (ПСС. т.6). Ставя вопрос о том, «какого типа организация нам нужна», Ленин пишет о народовольцах: «Подготовленная проповедью Ткачева и осуществленная посредством «устрашающего» террора попытка захватить власть была величественна» (с.173).  

  «Роль передового борца может выполнить только партия, руководимая передовой теорией» (с.24). «Рабочий класс в состоянии выработать в себе только точку зрения тред-юнионизма» (с.30).  «Классовое политическое сознание может быть привнесено рабочему только извне» (с.79). «Дайте нам организацию революционеров, и мы перевернем Россию» (с.127). «Возникновение рабочего движения не избавляет нас от обязанности создать такую же хорошую партию, какая была у землевольцев, напротив, это движение возлагает на нас эту обязанность, ибо стихийная борьба пролетариата не сделается настоящей классовой борьбой его, пока эта борьба не будет руководиться крепкой партией революционеров» (с.135).

Работа «Шаг вперед, два шага назад»: «Мы - партия класса, а потому почти весь класс должен действовать под руководством партии» (ПСС. т.8.с.245); «партия наша должна быть не только иерархией революционеров, но и массы рабочих организаций» (там же, с.255).

В письме Энгельсу (1874 г.) Ткачев писал: «У вас государство обеими ногами упирается в капитал, оно воплощает в себе определенные экономические интересы. Оно держится не только на полиции и солдатах, но весь порядок буржуазного режима укрепляет его…  «Наш народ, несмотря на свое невежество, стоит гораздо ближе к социализму, чем народы Западной Европы, хотя они и образованнее. Для этого требуется мало, два – три военных поражения»  (Избр. Соч. Ткачева, М.1933.т.3.с.92).

В ходе первой мировой войны Ленин вспомнил оптимизм Ткачева.

В ленинских статьях «О лозунге соединенных штатов Европы» (т.26.с.354), «Империализм, как высшая стадия капитализма» (т.27.с. 418),  «Военная программа пролетарской революции» (т.30.с.133) утверждается, что в связи с неравномерностью развития капитализма пролетарская революция не может победить одновременно во всех промышленно-развитых странах, как это утверждал Маркс, а первоначально победит в одной, отдельно взятой капиталистической стране.

Ткачев: «Борьба, а, следовательно, насилие может вестись с успехом только при соединении следующих условий: централизации, строгой дисциплины, быстроты, решительности и единства в действиях. …Чтобы дать жизненную силу своим реформам, оно (революционное государство) должно окружить себя органами народного представительства и санкционировать их волей свою реформаторскую деятельность» (т.2.с.96).

После февральской революции, когда неустойчивость Временного правительства стала очевидной, большевики начали подыскивать себе такие «органы народного представительства». Наиболее удобными оказались Советы.

Когда выяснилось, что представительство большевиков в Советах рабочих депутатов оказалось незначительным, лозунг «Вся власть – Советам!» был снят.(VI съезд партии, авг. 1917 г.),

 Одновременно начали возникать Советы солдатских депутатов, в которых большевики имели гораздо большее влияние. Ленинская доктрина иерархии и безусловного подчинения партийному начальству, «которое знает, как сделать все по правде и справедливости», в наибольшей степени соответствовала  психологии солдат (в большинстве своем - вчерашних крестьян). Слияние Советов в Советы рабочих и солдатских депутатов позволило большевикам впервые (31 августа 1917) г. добиться принятия предложенной ими резолюции. В этой резолюции, кстати, говорилось о необходимости немедленного созыва Учредительного собрания. Когда большевики проиграли выборы, Учредительное Собрание было разогнано, а демонстрация протеста, в которой участвовали и рабочие (в частности Путиловского завода), была расстреляна.

В стране утвердилась «диктатура пролетариата».

Ткачев: «Кому на другой день после революции должна принадлежать власть? «Она должна принадлежать организаторам и инициаторам революции, т.е. революционному меньшинству… меньшинству подготовленному, т.е. нам. Это меньшинство не только имеет право, но даже обязано захватить власть» (т.2.с.215). «Революционное меньшинство, пользуясь силой народа, уничтожит врагов революции и, основываясь на общем духе народного идеала (т.е. на консервативных силах народа), положит основание новому разумному порядку общежития» (т.2. с.168-169).

В 1918 г. вышла книга Ленина «Государство и революция» (ПСС. т.33), метатеза названия одной из статей Ткачева «Революция и государство». В своей работе Ленин фактически повторяет ткачевскую программу захвата власти революционным меньшинством.

В этой же книге предлагались некоторые рецепты, которые должны гарантировать власть пролетариата от злоупотребления чиновничества: замена постоянной армии и профессиональных силовых структур вооруженным народом, выборность и сменяемость всех должностных лиц, пролетарская оплата им. «При социализме должностные лица перестают быть «бюрократами» «чиновниками» по мере введения кроме выборности, еще сменяемости в любое время, да еще сведение  оплаты к заработку среднего рабочего» (ПСС.т.33.с.115).

Еще до прихода к власти большевиков, Ленин предлагал «создание всенародной милиции, слияние ее с армией (замена постоянной армии всеобщим вооружением народа)… В такой милиции должны участвовать все граждане поголовно от 15 до 65 лет» (ПСС.т.31.с.165).

Маркс и Энгельс говорили о мировой революции, по крайней мере, во всех промышленно-развитых странах того времени, в том числе и потому, что только при таком развитии событий пролетарская власть могла отказаться от силовых профессионалов, а, следовательно, и от возможности их использования для своего противостояния классу. В ленинском  варианте «пролетарской революции в одной, отдельно взятой, стране» при враждебном окружении, ликвидация постоянной армии и профессиональной полиции была утопией, от которой большевики отказались почти сразу.

Что касается вопроса о «пролетарской оплате» чиновникам, о «равенстве вознаграждения за всякий труд», то  об этом говорилось уже в 1920 г. на VIII съезде, как о невыполненном обязательстве партии. О невыполнении этого решения съезда, а так же всех последующих съездов и конференций говорилось вплоть до 1924 г. (см. «КПСС в резолюциях» т.1.с.509,521,627,684).

В1924 г. XIII конференция уже требовала не сокращения разрыва в ставках, а контроля профсоюзов за дополнительными выплатами (там же с.800), что, разумеется, по существу никогда не выполнялось, т.к. профсоюзы были полностью подчинены парторганизациям. В дальнейшем вопрос об оплате чиновников никогда не поднимался, ни на каких общественных обсуждениях.

В 1918 г. появляется ленинская работа «Очередные задачи советской власти», в которой дезавуировался принцип выборности и сменяемости всех чиновников. «Совместимо ли вообще назначение отдельных лиц, облеченных диктаторскими полномочиями, с коренными началами Советской власти? Да совместимо». В 1920 г. выходит его книга «Детская болезнь «левизны» в коммунизме». Обратим внимание, что для лидера правящей партии слово «левизна» (хотя и взятое в кавычки) уже ассоциируется с болезнью. «Диктатуру пролетариата через его поголовную организацию осуществлять нельзя. Диктатуру может осуществить только тот авангард, который вобрал в себя всю революционную энергию класса» (ПСС.т.41.с23).

Ткачев: «Меры, которые должны принять революционеры для ограждения «нового порядка» от внутренних врагов, могут опираться только на аргументы необходимости, они могут быть целесообразными или не целесообразными, но не могут быть справедливыми или не справедливыми» (т.2.с.227).

Ленин: «Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата» (ПСС. т.31,с.211). Поскольку сам пролетариат не мог понять своих классовых интересов, очевидно, что Ленин предлагал считать нравственным то, что он сам считал целесообразным.

Предлагать рациональные критерии никто не собирался. Достаточно было сектантской уверенности в собственной правоте и созданного большевиками аппарата насилия.

 «Проповедь независимости профсоюзов (независимости от пролетарской государственной власти!) доходит до саботажа государственной дисциплины» (там же с. 31). «Некоторая реакционность профсоюзов неизбежна при диктатуре пролетариата» (с.41). Итак, пролетариат, как в лице каждого отдельного рабочего, так и в лице рабочих организаций оказывается к «диктатуре пролетариата» никакого отношения не имеет. Вместо реально существующих явлений  Ленин, говоря о «диктатуре пролетариата», имеет в виду некий фантом, от имени которого огромной страной управляет группа людей, возглавляющих партийную иерархию.

Французское слово «саботаж» заменяет русские – «забастовка», «стачка». За действие, означаемое словом «саботаж», предполагалась смертная казнь, русские же его аналоги остаются только в описаниях «былой пролетарской борьбы с капитализмом».

 «Весь строй нашего полицейского государства, где личность против власти – ничто. Дисциплина внутри власти – все». Эти слова о царской России написал В.И. Ленин в 1901 г. (ПСС.т.4.с.403). Тогда личность для него еще что-то значила.

Ткачев считал, что деспотический аппарат подавления может быть использован революционерами, стоит только поменять кадры и цели: «Мараты и подобные им возбуждают к себе наше сочувствие и симпатию. Прокуроры и палачи конституционных монархий и буржуазных республик вызывают у нас только чувство ненависти. А между тем внешняя форма их деятельности, та легальная машина, которую одни направляли ко вреду, другие на пользу общества, была совершенно одинакова» (т.2.с.229). После  Октября в России был создан аппарат, для которого личность была «ничто», а дисциплина – все.

                                        *       *       *

В 1928 г. видный руководитель большевистской партии, Г.Л.Пятаков, находясь в Париже, говорил меньшевику Валентиновну: «Когда мысль держится за  насилие, принципиально и психологически свободное, не связанное никакими законами, ограничениями, препонами – тогда область возможного расширяется до гигантских размеров, а область невозможного … падает до нуля. В этом настоящий дух большевизма. Большевизм есть претворение в жизнь того, что считается невозможным, неосуществимым и недопустимым» («Слово» 1989. №1, с. 23). Через 9 лет Пятакова расстреляли.

Таким образом, партия, как союз единомышленников, по Ленину, должна была изменить бытие и рабочего класса, и всего человечества с помощью насилия. К.Маркс придерживался другого мнения: «не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание» (М.Э.т.13.с.7).  

 

                                    *       *       *

 

Ленину вторит Бухарин (Экономика переходного периода. М.1920.): «Капитализм не строили, он строился. Социализм, как организованную систему, пролетариат строит как организованный коллективный субъект» (с.60). «Введение единоличного управления… не есть уменьшение ни прав класса, не уменьшение роли его организаций… Даже, так называемый, «личный режим отнюдь не правильно противопоставлять классовому господству. Наоборот, при определенном сочетании условий, господство класса может находить себе наиболее адекватное выражение, как раз в личном режиме» (с.119).  Глава десятая озаглавлена – «Внеэкономическое принуждение в переходный период» там сказано: «Это концентрированное насилие, обращаясь внутрь, является фактором самоорганизации и принудительной самодисциплины трудящихся». Принуждение… не ограничивается рамками господствующих классов. Оно в переходный период… переносится на самих трудящихся и на сам правящий класс» (с.140, 141). «Пролетарское принуждение, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является методом выработки коммунистического человечества из материала капиталистической эпохи» (с.146).

В.И.Ленин читал книгу Бухарина, подчеркивал (ленинские подчеркивания приведены выше) и делал пометки: «Верно!!», «Верно!», «Истинно!» (Ленинский сборник. 1929.т.XI. с.390 – 396).

 «Из того, что Бланки представляет всякую революцию как переворот, произведенный небольшим революционным меньшинством, само собой возникает необходимость диктатуры после успеха восстания, диктатуры, вполне понятно, не всего революционного  класса, пролетариата, а небольшого числа лиц, которые произвели переворот и которые сами подчиняются диктатуре одного или нескольких лиц» (М.Э. т.18.с.511).

На IX (1921 г.) съезде делегат Юренев говорил: «Сколько бы ни говорили об избирательном праве, о диктатуре пролетариата, о стремлении ЦК к диктатуре партии, на самом деле это приводит к диктатуре партийного чиновничества».

Кто же руководит от имени пролетариата и страной, и самой партией?

В 1922 г. Ленин пишет: «Пролетарская политика партии определяется не ее составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией. Достаточно небольшой внутренней борьбы в этом слое, и авторитет его будет если не подорван, то значительно ослаблен настолько, что решение будет зависеть не от него (ПСС.т.45.с.20). И рядом паническая записка: «Верх позора и безобразия: партия у власти защищает «своих» мерзавцев!» (ПСС.т. 45.с.53).

Прочитав одну из статей Ткачева, Энгельс написал: «Задачи революционной пропаганды в России» характеризуют автора как зеленого и на редкость незрелого гимназиста». И был не прав. Россия со своим «невежеством» оказалась гораздо ближе к социализму (правда – «казарменному»), чем любая «образованная» страна.

Как и его предшественники, Бабеф, Бланки, Ткачев,   Ленин совершенно по-детски представлял, что он сумеет полностью контролировать ситуацию, а все остальные, его друзья и единомышленники, да и подавляющая часть рабочих, не будут иметь ни собственных взглядов, ни собственных интересов.

                              *       *       *

В письме к Вере Засулич (1885 г.) Энгельс предсказывал: «Революция может заставить рухнуть целую систему, находящуюся в неустойчивом равновесии, и высвободить актом, самим по себе незначительным, такие взрывные силы, которые затем будет уже невозможно укротить.

Предположим, что эти люди захватят власть. Пусть они пробьют брешь – поток сам положит конец их иллюзиям.

Люди, которые хвалились, что они сделали революцию, всегда убеждались на другой день, что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать» (М.Э.т.36.с.809). В этом письме Энгельс предвосхитил открытие, сделанное более полвека спустя И.Пригожиным, который показал, что системы, находящиеся в неустойчивом равновесии, при самых незначительных воздействиях  неконтролируемых факторов (флуктуаций), могут непредсказуемо «выбирать» путь, по которому будет следовать система. (Г.Николс, И.Пригожин. Познание сложного. М. 2003 с.19).

Предсказал Энгельс, хотя бы и косвенно, и судьбы большинства тех, кто представлял «тонкий слой старой партийной гвардии», думавший, что именно они определяют «пролетарскую политику партии».

Через три с небольшим года после «пролетарской революции» выяснилось, что население России не хочет мириться с «принудительной самодисциплиной трудящихся». На X-м съезде партии была объявлена новая экономическая политика (НЭП), которая просуществовала около шести лет. На этом же съезде была запрещена фракционная деятельность внутри партии, что укрепляло позиции рядовой бюрократии. НЭП   напоминает нам не столько марксистскую, сколько платоновскую утопию идеального государства, во главе которого стоят философы (партийные идеологи) и воины (силовые структуры). Представители этих двух категорий лишены всякой частной собственности, но зато полностью определяют политику государства и находятся на государственном содержании, что же касается остального населения (крестьян и ремесленников), оно имеет возможность обладать некой собственностью, но лишено всяких политических прав. Особо достойные представители этого платоновского «третьего сословия» могут включаться в первые два. Маркс назвал утопию Платона «афинской идеализацией египетского кастового строя» (М.Э.т.23.с.279). 

 «Платоновская» система НЭПа оказалась неустойчивой, поскольку коррупция низового эшелона чиновников достигла огромного размера.

За это время удалось сформировать силовые структуры и окончательно разоружить население, у которого оружие сохранялось с Мировой и Гражданской войн.

Укрепив государственную власть, бюрократия перешла в   контрнаступление. Возглавил его Сталин.

                            *       *       *

Муссолини, ссылаясь на Ленина, утверждал, что он создает такую же партию нового типа. П.Тольятти, генеральный секретарь компартии Италии, соглашался с ним: «Ликвидации всех норм внутрипартийной демократии, приспособление партии к формам диктатуры». Фашистскую партию Тольятти   назвал «буржуазной партией нового типа», противопоставляя ей партию коммунистическую – с его точки зрения - пролетарскую. (П. Тольятти. Лекции о фашизме. М.1974). О том, чьи интересы представляла компартия России, уже говорилось. А как обстояло дело в Италии?                       

Предшественник Тольятти на посту генсека КПИ, А.Грамши предсказывал: «Государство берет на себя все традиционные функции предпринимателя … Буржуазное государство превращается в государство несменяемых и некомпетентных бюрократов, политиканов, авантюристов и прохвостов…Неоплаченные часы труда рабочего не идут больше на увеличение богатства капиталистов, они идут на удовлетворение аппетитов бесчисленной массы агентов, чиновников, бездельников…».

Ленин писал, что коммунистическая «нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата» (Собр. соч. т.41. с. 309). Выше я писал, что Ленин под диктатурой пролетариата понимал диктатуру «узкого слоя», в который входил он сам и его ближайшие соратники. Отсюда вытекает, что для них мораль заключалась в их собственных представлениях.

Иезуитский лозунг «цель оправдывает средства» абсолютно не верен. В причинно детерминированном мире средства определяют результат. И результатом оказывается вовсе не то, чего ожидали люди, действовавшие под этим аморальным лозунгом. Не боги, а люди, за плечами которых уже была длительная история человечества, определили моральными те средства, которые приводят к хорошим результатам, а аморальными те, которые приводят к результатам вовсе не желаемым.

 Те, кто был уверен, что повелевает судьбами человечества, не умели предсказать своей собственной судьбы на десятилетие вперед.

Все партии «нового типа», ноу-хау Ленина, порождали везде одно и тоже – диктатуру бюрократии. Но в рациональной Европе такая система не может существовать долго.                                *       *       *

Партии «ленинского» типа, по существу, превращались в религиозные секты. «Для секты характерна претензия на исключительность своей роли, доктрины, идейных ценностей, нередко стремление к изоляционизму. Резко выражено стремление к духовному возрождению, признаком которого считается строгое соблюдение определенного нравственного кодекса. Секта признает только харизматического лидера, якобы одаренного особой способностью к руководству» (Атеистический словарь. М.1986 г.с.400).

Психолог М.Р.Грановская добавляет к этому перечню признаков: «В секту идут полноценные и духовно развитые люди, если выдвигаемые ими идеалы представляются обществу несвоевременными и нереалистичными (социальная инфантильность). Важным фактором сектантства является требование сохранения некой тайны, что формирует ощущение избранности и посвященности; значимость любого объекта почитания для человека зависит от тех жертв, которые он принес ради почитаемого дела. Культ лидера, слепая вера и полное повиновение формируют нетерпимость к инакомыслию, поэтому секта начинает выполнять роль фильтра информации (любое явление истолковывается как подтверждение истинности сектантских догм, а любое несогласие толкуется либо как непонимание, либо как злокозненность).  Парадоксальность массового обращения к сектам заключается в том, что, получив свидетельство ложности учения секты, сектант активнее  начинает вербовать сторонников, ибо расценивает это свидетельство, как результат малочисленности своей секты». («Психология веры». Спб.2004.с.490 – 518).

В своих работах (особенно в книге «Материализм и эмпириокритицизм») Ленин слово «агностик» употребляет как бранное. Любопытно, что гностиками (знающими) называли себя сторонники мистического дуалистического учения первого века н.э. Гностики делили всех людей на три категории: «духовных» – знающих, «душевных» – верящих первым и «телесных» - тех, кому ни знание,  ни вера недоступны  («агностики»). Прямо напрашивается другая триада: «партия», «рабочий класс», «буржуазия». Отсюда «буржуазный» - любой, кто не согласен с партийной установкой.

                                          *       *       *

В Советском Союзе, Китае, Северной Корее и еще некоторых странах эта диктатура приняла наиболее одиозные формы.

Еще Томас Мор в своей «Утопии» поставил вопрос о том, кто будет выполнять работы «неприятные, тяжелые, грязные, от которых большинство уклоняется». Оказывается, там есть некоторая секта альтруистов, которая берет это на себя. Очевидно, даже для вымышленной страны предположение, что такая секта справится со всем, от чего отказываются остальные, показалось автору невероятным, поэтому в Утопии существуют и рабы (Т.Мор. Утопия. М.Л.1947.с.162,200).

Полная ликвидация рыночных отношений вместо экономического принуждения порождает внеэкономическое. Внеэкономическое принуждение имеет место тогда, когда вместо договорного отношения между рабочим и работодателем, труд стимулируется физическими наказаниями (болью, голодом, убийством) или угрозой такого наказания.

Сразу же после прихода к власти «пролетарской» партии нового типа возникли трудовая повинность, трудовые мобилизации, политика перевоспитания трудом. Такого рода принуждение уменьшилось с переходом к НЭПу и резко возросло после начала коллективизации. К 1932 г. в системе ГУЛАГа было  270 тыс. заключенных, к 1933 – 446 тыс., к 1935 – примерно 700 тыс., на январь 1939 – 3 млн. Вне системы ГУЛАГа рабочие сначала были лишены права на забастовки, потом договор о трудовом найме увеличен до 5-и лет, позже рабочий совсем потерял возможность расторгать этот договор в одностороннем порядке. За опоздание, прогул, выпуск некачественной продукции вводилось уголовное наказание. Крестьянин, лишенный паспорта, а, следовательно, и свободы передвижения, обязан был выработать определенное количество трудодней. И за самовольный отъезд, и за невыполнение нормы ему грозило заключение (ГУЛАГ. Экономика принудительного труда. М.2005 с.25 и сл.). Октябрьский переворот на деле оказался глобальной контрреволюцией, отбросившей страну на несколько веков назад.

Г.В. Плеханов, предостерегая народовольцев от попытки преждевременного захвата власти,  утверждал, что после захвата власти революционному правительству «будет предстоять такая альтернатива: или оно должно оставаться равнодушным зрителем медленного разложения экономического равенства (что продемонстрировал впоследствии период НЭПа), … либо оно должно будет искать спасения в идеалах патриархального и авторитарного коммунизма,  внося в эти  идеалы  лишь  то  видоизменение,  что вместо перувианских «сынов солнца»  и  их  чиновников,  национальным  производством будет заведовать социалистическая каста» (Избр. М.1956.т.I. с.105). То же самое он говорил и о большевистской программе национализации земли: «Ведь и китайские общественные перевороты состояли в том, что земля отбиралась у «приближенных» и передавалась Левиафану-государству … Нам не нужно китайщины». («Дневник социал-демократа», N 5, с.15, 1906 г. февраль).

Плеханов, а до него Маркс и Энгельс были не первыми и далеко не последними из тех, кто противопоставлял европейский и «азиатский» пути развития.

                                   *       *       *

Примерно в то же время, когда Плеханов спорил с народниками, другой, крайне консервативный русский философ, К. Леонтьев, писал на ту же тему: «Всегдашняя опасность для России на Западе. Не естественнее ли готовить себе союзников на Востоке… Восток останется весь заодно против безбожной анархии и всеобщего огрубления… Россия, имеющая стать во главе какой-то ново-восточной государственности, должна дать миру и новую культуру». «Западная идея сделала из всякого поденщика и сапожника существо, исковерканное нервным чувством собственного достоинства». «Византизм есть сильнейшая антитеза идее всечеловечества в смысле земной всесвободы, земного всесовершенства и вседовольства» (Леонтьев К. Восток, славянство и Россия. М.1996.с.49,55,81.82,94).

Замена большевиками экономических форм принуждения и регулирования внеэкономическими (непосредственным насилием), несомненно, была поворотом «на Восток».

В этом отношении очень поучительно свидетельство Герберта Уэллса в его книге «Россия во мгле», написанной в 1920 г. (цит. по изд. М.1958. с.58). «По Марксу социальная революция должна была произойти в странах с наиболее развитой промышленностью. … Вместо этого коммунизм оказался в России, …  где по существу нет рабочего класса… Я ясно видел, что многие большевики, с которыми я разговаривал, начинают с ужасом понимать: то, что в действительности произошло, на самом деле – вовсе не обещанная Марксом социальная революция, и речь идет не столько о том, что они захватили государственную власть, сколько о том, что они оказались на борту брошенного корабля. … Досадуя, что западный пролетариат все еще не переходит к решительным действиям, Зиновьев в сопровождении ряда других ведущих коммунистов поехал в Баку поднимать пролетариат Азии... Они отправились воодушевлять классово сознательных пролетариев Персии и Туркестана. … В Баку был созван съезд. … Это многолюдное сборище поклялось в неугасимой ненависти к капитализму» (с.44).

В начале XX в. во многих отсталых странах начали образовываться партии, ориентирующиеся на европейскую модель развития, - младоалжирцы, младоафганцы, младобухарцы. «Проскочить» удалось только младотуркам. В остальных слаборазвитых странах мира советский опыт показал, что некоторую модернизацию можно позволить себе и без особого ущерба для представителей традиционной бюрократии. Некоторые страны последовали примеру СССР: Китай, Вьетнам, Куба, Албания, Югославия (во всех этих странах пролетариат представлял собой незначительное меньшинство, по сравнению с крестьянством; в других - «социализм» был навязан и поддерживался Союзом насильственно). Самый сильный удар по, так называемым, социалистическим режимам нанес польский профсоюз «Солидарность», возникший в 1976 г.

В Советской Энциклопедии (1974 г) с восторгом  перечисляются государства, выбравшие «некапиталистический путь развития» (так назывались страны, которые по разным причинам советскому официозу не хотелось причислять к социалистическим). В списке 12 стран (и др.) Азии и Африки, среди них Ирак, Сирия, Сомали. Ливия в этом списке не упомянута, возможно, потому, что ее диктатор Кадаффи объявил себя поклонником анархиста Бакунина. В этих странах, правда, существовала, частная собственность и функционировал рынок (и то, и другое было ограничено), поэтому правильнее было бы называть их «идущими по недемократическому пути», но советские политологи предпочитали эвфемизмы. 

 На какое-то время почти сбылась мечта ретрограда К.Леонтьева: «Россия, имеющая стать во главе какой-то ново-восточной государственности, должна дать миру и новую культуру». Впрочем, и для сегодняшней российской бюрократии «Восток» оказывается гораздо роднее, чем «Запад».                                       

Советский Союз объявляет XX в. веком борьбы за национальные суверенитеты. Неизвестно, насколько советские газеты читали жители Новой Гвинеи или Буркина-Фасо, но граждане Союзных Республик их читали наверняка. Роль подобной пропаганды в развале СССР еще подлежит исследованию.

С 1861 г.  по 1917г. Россия двинулась, наконец, по европейскому пути и начала активно догонять передовые страны. В результате революции 1905г. была созвана Дума, началось разрушение крестьянской общины, граждане страны получили значительно больше прав. Возможно, не случись первой мировой войны, обсуждаемый вопрос не был бы актуален сегодня. Но так не случилось. Война вовлекла в политику огромные массы сельского населения и, осознававшая себя и осознаваемая другими крайне «левой», партия большевиков отбросила нашу страну на тысячелетие назад - к власти пришел Чингиз-хан с телеграфом и пулеметами.                                        

С началом перестройки  в конце 80-х годов, теперь уже прошлого века, казалось, что наконец-то мы возвращаемся в Европу. Всякий рывок вперед предполагает некий откат, масштабы которого зависят от того, насколько рациональны представления основной массы населения.

Сколь глобальным он окажется?

Сегодня в России крепнет ксенофобия, которая может привести к фашизму. Это будет повторением трагедии 1917 г. под другими лозунгами.

 

 

 

Итоги.

В основе российского сознания и российского деспотизма лежат:

1. Политические принципы византийского и ордынского деспотизма.

2. Ветхозаветные представления о национальном избранничестве.

3. Этическая несвобода («соборность») - перекладывание ответственности с личности на власть. Иррациональность мышления.

 4. Представление о ценности сакрального и ничтожности профанного. Отсюда властный принцип – цель оправдывает средства и отсутствие  представления о ценности человеческой жизни и личности.

 5. Поскольку жизнь большинства людей протекает в профанной сфере, это приводит к игнорированию всяческой «профанной» морали и законов. Отсюда пресловутое воровство и мошенничество.

                Примечание.  Такое поведение характерно для  граждан России только в состоянии «соборности»  (терминология славянофилов), «общинности»  (терминология русских революционеров-народников), «пролетарского сознания» в терминологии большевиков.

Оказавшись вне массового суггестивного (внушающего) давления, например, попав за рубеж, бывшие граждане России «оказались отнюдь не одинаковыми: героями, чудаками, оборотистыми малыми, жуликами – только не тем, кем были дома: фанатиками и сверхконформистами». (Чаликова В. «Зеркало» 1990. Июнь. с.14).

 

VI. Существует ли прогресс?

«Прогресс не иллюзия – он идет, но он медлителен и неизменно разочаровывает. … Всегда здравы две точки зрения. Одна: как можно улучшить человеческую натуру, пока не изменена система? Другая: какая польза от изменения системы, пока не улучшена человеческая натура? ... Возможно обе находятся в процессе чередования». Это слова Дж. Оруэлла, в молодости анархиста, защищавшего  Испанскую республику от фашистов. Написаны они через три года  после его возвращения из Испании.     

Что такое прогресс.

«В истории человечества главный вопрос, который мы себе задаем, есть вопрос о смысле истории».  (Кареев Н.И. Идея прогресса в ее историческом развитии. Собр. Соч. т.1.СПб. 1911, с.155).

Наиболее курьезное определение прогресса дал один американский биолог, шутливо заявивший: «Прогресс это длительный процесс, в результате которого появился я!». У этого курьезного определения есть и серьезная сторона – биологический прогресс Тейяр де Шарден определил как – возрастание способности особи к ориентировке во внешнем мире, усложнение нервной системы, в том числе и головного мозга. Только у человека появляется развитая способность к рефлексии. «Рефлексия это приобретенная сознанием способность сосредотачиваться на самом себе и овладевать самим собой как предметом, обладающим свойством специфической устойчивости и своим специфическим знанием. Не просто знать, а знать, что знаешь» (Феномен человека. М. 2001, с.110). Эти рассуждения касаются не только биологического прогресса.

                              *       *       *

«В древние времена в одном из уголков Римской империи жил народ, чаявший лучшего. Это были евреи, ждавшие пришествия Мессии, и среди этого народа родилась новая религия (христианство). На этой духовной почве мы и встречаемся с идеей прогресса (там же с. 165). «Род человеческий, представляемый народом Божьим  может быть уподоблен человеку, воспитание которого происходит по степеням» (Б. Августин); «Человеческому разуму свойственно переходить по степеням от несовершенного к совершенному» (Ф. Аквинский). (Там же сс. 167 - 168).

Первым, кто рационалистически подошел к идее прогресса, был французский философ и экономист XVIII в. Тюрго, который утверждал, что «нравы смягчаются, разум просвещается, изолированные нации сближаются» (Избр, фил. пр. М. 1937. с.52). Возможно, он первый использовал это слово.

Понятие прогресс родилось в Европе и, по моему мнению, которое я буду аргументировать далее, может быть охарактеризовано, как чисто европейский феномен (слово «европейский» употребляется мною отнюдь не в географическом смысле).

 

                                     *       *       *

Итак, под прогрессом мы будем понимать улучшение общества, как особой экологической ниши всего человечества и каждого из людей.

Социальный прогресс может быть исследован с двух точек зрения:

1. Прогресс социальной системы – как превращения ее во все более благоприятную среду для человека.

 2. Прогресс социальной системы как повышение ее стабильности, т.е. ее независимости, по отношению к явлениям как внешней, так и внутренней среды (научно-технологический прогресс).

На мой взгляд, эти две точки зрения не противоречат друг другу. Технический прогресс обеспечил возможность накормить подавляющее число людей продовольствием и медицинской помощью. Создал возможность бороться с эпидемиями и  предупреждать их. Увеличил продолжительность жизни и улучшил ее условия. Увеличил свободное время, которое человек может использовать по своему усмотрению.

Правда, он же способствовал созданию все более устрашающего оружия, количество жертв которого зависит от уровня социального прогресса; к этому вопросу мы еще вернемся.

В чем же состоит социальный прогресс?

I. В той степени, в какой увеличивается свобода человека. (Гегель предложил рассматривать всю историю, как «прогресс духа в осознании свободы»).

Словарь Даля дает такое определение слову «прогресс»: «умственное и нравственное движение вперед; сила образования, просвещения; политическая свобода; взгляд и понятия или притязания на полную свободу». (Отметим, что советские словари в этом случае слово «свобода» не упоминают, ограничиваясь туманными: «переход от низшего к высшему, от простого к сложному» и т.п. и т.д.). Поскольку полная свобода и по физическим, и по физиологическим, и по социальным условиям, в реальности не возможна, прогресс есть только «притязание» на нее – движение в сторону ее умножения.

 II. В той степени, в какой симметричные договорные отношения вытесняют ассиметричные отношения «власти – подчинения».

III. В той степени, в какой увеличивается ценность человеческой жизни и уважение к личности.

 Это утверждение справедливо в какой-то мере и для биологического прогресса, – чем выше на эволюционном дереве находится вид, тем меньше необходимо потомства для обеспечения   устойчивости этого вида. Рыба мечет миллионы икринок, из которых выживают единицы, у млекопитающих гибель потомства на много порядков ниже.

По сути дела эти принципы прогресса в виде лозунга «Свобода, Равенство и Братство!» провозгласила Великая французская революция.

Свобода наиболее рационализируемое понятие, «разрешено все, что законом не запрещается» или «моя свобода кончается там, где начинается свобода другого человека». В некоторых случаях эту границу можно установить на договорной основе, в большинстве же необходим арбитр, которым и является государство. Закон указывает только на ограничения.

Равенство. При огромном разнообразии личностных особенностей человека, ограничить неравенство нельзя. Закон может предписать только определенные случаи, когда равенство постулируется. В частности, наибольшее равенство представляется в договорных отношениях. Пока каждый рабочий предъявлял свои притязания хозяину единолично, положения сторон были гораздо ассиметричнее, чем с появлением сильных профсоюзов.

Братство. Это понятие вообще не может быть формализовано.

Н. А. Некрасов    в стихотворении «Песня Еремушке» инвертировал этот лозунг: «братство, равенство, свобода». Это не случайно, у великих поэтов случайного не бывает – здесь европейский рационализм приходит в противоречие с российской ментальностью. Интересно, что в революционной песне «Смело, товарищи, в ногу!» провозглашается в том же порядке: «Братский союз и свобода!». Слово «равенство» выпало - деление на «толпу» и «героев» его и не предполагало.  

                                       *       *       *

Безусловно, никакое общество не идеально, но если не предвзято рассматривать во времени предложенные выше ценности, то совершенно ясно, что европейская цивилизация движется именно в этом направлении.

Что определяет возможность социального прогресса? Почему одни народы движутся к нему быстрее, другие медленнее, а для третьих он вообще не существует?

О связи между рациональностью («расколдовыванием мира») и прогрессом говорил еще М.Вебер. Т.Парсонс предложил закон возрастания рациональности  Действительно, чем выше рациональность социума, тем активнее совершается его прогресс, что в свою очередь повышает уровень рациональности. (Парсонс Т. Там же, с. 118).

                                    *       *       *

Рационализм прагматичен. Рациональный человек живет в причинно-следственном мире. Прагматическое    мышление    оценивает   стратегии, ориентируясь  на  силу  мотиваций  и   внешние   условия.  Этими условиями  определяется  длина  стратегии - количество шагов,  лишенных непосредственного подкрепления.

Взрослый человек может ради желанной цели делать что-либо не приносящее сиюминутного удовольствия. Это можно назвать отчуждением, а можно назвать ответственностью. По сути своей это две стороны одной медали. Идеологи французской контркультуры (60-е гг. пр.в.) рассматривали отчуждение по преимуществу как психический, а не социальный феномен. (Давыдов Ю.Н., Роднянская И.Б. Социология контркультуры.М.1980. с. 24).                                                                                                                           

Многошаговые стратегии представляют известную психологическую трудность. Говоря языком бихевиористов, «подкрепление» отстранено от деятельности во времени. К тому же, полного знания о мире нам не дано – некоторые стратегии могут оказаться  ошибочными и привести вовсе не к ожидаемым  результатам. Рационально мыслящий человек способен учиться на ошибках, своих и чужих.

Лучшим примером такой способности к обучению служат итоги второй мировой войны – побежденные не только не были унижены и ограблены, как это было сделано в 1919 г. – страны-победительницы помогли им встать на ноги. Экономическую конкуренцию окрепших Японии и Германии победители прагматически посчитали для себя меньшим злом, чем рост реваншистских настроений у тех, кто потерпел поражение.

Чем рациональнее человек, тем более длинные стратегии он способен строить и выполнять.  Рациональное мышление стремится по возможности упорядочить мир и иметь о нем наиболее полную и адекватную информацию. Действительно, чем более упорядочен мир и познан, тем проще в таком мире строить свои стратегии. Тот, кто их строит должен представлять, как в соответствующих обстоятельствах будут вести себя люди. Для этого существуют и моральные предписания и законы.

Другим примером является деятельность М.Л.Кинга. Вместо террора, предложенного крайними чернокожими расистами, Кинг организовал кампанию гражданского неповиновения, вызвавшую волну сочувствия и уважения общества к афроамериканцам.

Именно рационально-прагматическое поведение свойственно значительной части того общества, в котором на деле реализуются демократические свободы.

Т. Парсонс писал: «С точки зрения актора («деятеля» - более удобного русского слова я не нашел) верифицируемое (доказуемое, подтвержденное) знание ситуации  становится в системе действий  единственной существенной опорой его ориентации («О структуре социального действия». М.2000. с.115).

Прогресс может иметь место только в рациональном социуме, Это европейский путь развития. Путь, именуемый «азиатским» - иррациональный.

Терминология.  

Рациональная деятельность порождает личностное начало. В советское время слово «индивидуализм» считалось ругательным, его чаще всего отождествляли с понятием «эгоизм».

Между тем индивидуализм означает самосознание личности, рефлексию, отношение человека к самому себе, выделение себя из некой общности. К рефлексии обращалось уже Евангелие: «Что ты смотришь на сучек в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» (Матф.7.3-5; Лук. 6.41), «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Матф. 7,12; Лук. 6,31). Обратившись к самому себе, человек получает возможность составить собственное мнение и получить психологическую возможность выделиться из группы, стать нонконформистом.

Эгоизм же предполагает апелляцию к примитивным биологическим или

подсознательным психологическим потребностям. Эгоист чаще всего является конформистом, когда дело касается неких сакральных ценностей.

 

                                               *       *       *

С легкой руки Карла Поппера у нас начали путать коллективизм и конформизм. Между тем, коллективизм предполагает осознание каждым из его членов собственных интересов, в чем бы они не выражались, и свободное объединение личностей, для достижения того, что каждый из них считает своим интересом. Коллективизм гораздо более присущ странам европейской цивилизации, его проявлением являются профсоюзы, политические партии, общественные организации и клубы. На коллективизме горожан держалось в средние века городское право и существует современная демократия. Она и возникла  в античных  Афинах и Риме как результат солидарности плебса.

Особенность неевропейского мышления состоит в том, что между людьми в первую очередь устанавливаются только связи, навязанные им какими-либо внешними причинами, не зависящие от их личного выбора: соседство, национальность, традиционная религия  (отсюда армейские землячества и объединения «стариков» в армии), а так же такие, которые  навязываются сверху. Вспомним колхозы, государственные профсоюзы, комсомол,  партию «Единая Россия». Именно такая иррациональная психологи   является базисом господства бюрократии.

Такую модель поведения можно называть «общиннстью», «соборностью», но уж никак не «коллективизмом».

Ю.М. Лотман  обратил внимание на два типа социальных отношений: «договор» и «вручение себя». Тип, характерный для европейской рациональной, индивидуалистической культуры  предполагает осознанный выбор самих связей, условий, на  которых они функционируют, обязательств, а так же условий их расторжения. Это и есть договор. «Вручение себя» иррационально (если речь не идет о сфере очень близких, интимных отношений), т.к. оно определяется только эмоциями, толкает человека в объятия государства. В неевропейском ареале вручение себя касается в первую очередь государства, именно оно и символизирующий его владыка, становятся объектами коллективного поклонения. Дефицит умения и желания  устанавливать договорные отношения толкает людей в объятия прожорливого Левиафана.

                               

 

                                        *       *       *

Иррациональное сознание предпочитает  волю (англ. will, фр. volonte) свободе (англ. freedom; фр. libttrte) и путает одно с другим. Насколько мне известно, в других европейских языках – эти слова означают разные понятия. То, что переводится как «воля», обозначает желание.

В русском языке слова «свобода» и «воля» по существу являются синонимами. Так их определяет «Словарь синонимов» (Л.1971т.II. с. 400). Так же определяет и «Словарь синонимов» (Л. 1976.с.71), только к слову «воля» дает еще один синоним «власть». Словарь Даля к этому слову присовокупляет «волить» - хотеть, желать, требовать, приказывать. Со словом воля связаны: произвол, своеволие, зловолие. Свобода означает, прежде всего, ответственность за последствия своих действий,  снова возвращает наше внимание на личностное начало. Недаром «Манифест коммунистической партии» кончался словами: Коммунизм это « ассоциация, в которой свободное развитие каждого, является условием свободного развития всех»   (М.Э. т.4.с.447)

 

Иррационализм.                       

В процессе антропо-  и социогенеза у человека не элиминировались многие инстинкты, которые обеспечивали его предкам выживание, и которые в новых, уже социальных условиях, ему приходится ставить под контроль.

Просветительскую идею «чистой  доски» (tabula rasa) под  серьезное  сомнение  поставили сочинения З.Фрейда, а затем и К.Юнга.

«Архетипы    писал  Юнг – представляют собой системы установок, являющихся одновременно и образами и эмоциями. Они передаются  по  наследству  вместе  со структурой   мозга, более  того  они  являются  ее  психическим аспектом. С одной стороны  они  формируют  чрезвычайно  сильное инстинктивное    предубеждение, с    другой,  являются   самым действенным    подспорьем    в     процессе     инстинктивного приспособления.

Любую психическую реакцию, несоразмерную  с  вызвавшей  ее причиной, необходимо  исследовать  относительно того, не была ли она обусловлена в то же время и архетипом» (Юнг К. «Проблемы души нашего времени». М. 1993 с.136).

 Задолго до Юнга эту же мысль высказал наиболее в то время активный последователь Ч.Дарвина    Т.Гексли: «Подобно  многим выскочкам, человек  охотно  оттолкнул бы лестницу, по которой он выбрался в люди. Он охотно убил бы в себе тигра или обезьяну. Но они отказываются ему повиноваться и это-то незваное вторжение веселых  товарищей  его  буйной  юности  в  правильную  жизнь, налагаемую   на   него  гражданственностью, присоединяет  новые бесчисленные и громадные страдания к  тем, которые  космический процесс  налагал  на  него  ранее, как  на  простое  животное.

И цивилизованный человек клеймит его грехом» (цит. по Манзбир М.В сб. «Памяти Дарвина» Научное слово. М.1910, с.159).

Подсознательные инстинктивные эмоции  мешают построению длинных стратегий, ибо требуют непосредственного подкрепления сиюминутного действия. Пчеле «нравится» строить соты, кошке «нравится» подстерегать и ловить мышей – она будет охотиться или бегать за клубком, даже когда она сыта.       

Только  взрослый человек может ради желанной цели делать что-либо не приносящее сиюминутного удовольствия. Это можно назвать отчуждением, а можно говорить об ответственности. По сути своей это две стороны одной медали.

Иррациональное мышление всегда инфантильно, причем эмоции связанные с агрессией, со стадным ранжированием (престижем и подчинением) в нем играют существенную роль. В таком мышлении фигурируют сакрализованные имена собственные и некоторые  реальные явления, которым придается совершенно фантастический смысл. Инфантильность иррациональной деятельности дает возможность сопоставить ее с игрой.

«Главным фактором в развитии игровой деятельности является не содержание и не цель, а процессуальность; содержание и целенаправленность составляют лишь внешнюю форму игрового процесса, но не его внутреннее существо». (Басов М.Я. Общие основы педагогики. М.Л. 1931. с. 344)..

«Деятельность, которая снабжена функциональным удовольствием и непосредственно им или ради него поддерживается, мы назовем игрой, независимо оттого, что она, кроме того, делает и в какой целесообразной связи состоит». (Бюллер К. Духовное развитие ребенка. М. 1924. с. 508).

Э. Кант писал: «Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-нибудь другого.  Так удобно быть несовершеннолетним! Если у меня есть книга, мыслящая за меня, если у меня есть духовный пастырь, совесть которого может заменить мою, то мне нечего и утруждать себя». (Кант Э. М. 1964.т.6.с.27).

Рациональное мышление социализируется в дискуссии, иррациональное – в ритуале.  Вместо реального мира иррациональное сознание формирует некий суррогат, который воспринимается им как реальность. В этом мире не существует причинно-следственных связей, а, следовательно, и многошаговых стратегий. Всякую информацию, свидетельствующую о несоответствии этого вымышленного мира миру реальному, иррациональное сознание отвергает, предпочитая мифологию.

Деятели контркультуры боролись с технократией, что значило для них борьбу с научно-техническим разумом, с лежащим в его основе рационально-научным (просветительским) типом сознания, производственная дисциплина вызывала у них особое неприятие (Давыдов Ю.Н., Роднянская И.Б. Социология контркультуры. М.1980. с.15).

Рационально организованному обществу контркультура противопоставляет архаику. Ф.Фанон, кумир новых левых, гл. редактор алжирской, тогда еще по сути коммунистической газеты «Эль Моджахед» писал: «в результате «революции цветных» в противовес «белым» народам разложившейся Европы будет создана новая цивилизация, новый мир без эксплуатации и угнетения». Нас этим не удивишь, в России уже два века рассуждают о загнивающей Европе.

Интересно, что в Зап. Берлине во время студенческих волнений некоторые шутники цитировали яростные филиппики  Муссолини (не называя  его) против буржуазно-демократических институтов и вызывали восторг «левой» аудитории. (Мяло К.Г. Под знаменем бунта. М.1985.с.201).

Духовные лидеры контркультуры любили щеголять такими лозунгами:

«Главное это игра!», «Революция ради ада революции!», «Лучше жечь универмаги, чем управлять ими!», «Только буржуи и конформисты бояться крови!».

Чаще всего радикализм представляет некое «интеллигентское Я, ищущее путей для экспрессивного и колоритного самовыражения, расценивающего самого себя как «абсолютное благо», а окружающий его мир и культуру как «абсолютное зло» (Ю. Мельвиль. ВФ. 1974.№8, с.154). У «левого» и «правого» радикализма больше общего, чем особенного. Пока это ограничивается богемной интеллигенцией, жертвы измеряются десятками, ну, сотнями. Когда же начинается массовое помешательство, как в России (1917) или Германии (1933), счет идет о миллионах.

Одна из героинь протестного движения 60-х годов XX в., Ульрика Майнхоф,  в каком-то из своих интервью сказала: «Стрелять на полном ходу из машины, гораздо приятней, чем целый день горбиться над пишущей машинкой».

                       Иными словами:      

                              Кто днем сегодняшним живет,

                              У того полно забот.

                              А кто живет эпохою,

                              Тому заботы по фигу.

Это вовсе не значит, что рационалист абсолютно равнодушен к таким понятиям и реалиям как страна, народ, справедливость и т.п. Это значит, что все эти проблемы он решает «здесь и сейчас». Это значит, принимая мир таким, как он есть, рационалист ищет действенные способы исправить его; не осуществить немедленно идеал, а приближать его сколько возможно.

Какой-то средневековый мудрец, кажется, Маймонид (XII в.), сказал: «Боже! Дай мне силу изменить то, что я могу изменить. Дай мне терпение выдержать то, что я изменить не могу. И дай мне разум отличить одно от другого».        

                         *       *       *

 

Иррационализм тем и отличается от рационального сознания, что изолируется, насколько возможно, от всего, что может вызвать отрицательные эмоции. «Вся власть воображению! Принимайте  свои мечты за реальность!                     Свобода -  это  осознание своих желаний»! (Мяло К.Г. В.Ф. №1. 1972. с. 87).

Французские студенты, выдвинувшие этот лозунг в 1968 г., явно пародировали  Гегеля (свобода – осознанная необходимость).

              В реальности свобода имеет два аспекта: внешний – возможность выбора, и внутренний – способность правильно этот выбор сделать.  Парадокс свободы состоит в том, что выбор, как только он был сделан, блокирует все остальные возможности. «Существенным признаком хорошего регулятора является то, что он блокирует поток разнообразия от возмущений к существенным переменным» – говорит У.Эшби (Введение в кибернетику. М.1959 с.285). Энгельс, ничего не зная о кибернетике, упростил гегелевскую максиму: «возможность принимать решения со знанием дела». Еще Аристотель из области свободных действий исключал не только то, что делается по принуждению, но и то, что делается по неведению. Для иррационального сознания – это не указ.

                              *       *       *

Рациональное сознание – тяжелое бремя. Правда, это бремя обеспечивает людям нормальные условия жизни, и ставит под контроль разума агрессию, но время от времени люди устают от рациональности.

По мнению историка А.Я. Гуревича,  массовая охота на ведьм, захватившая  Европу в XVI - XVII в.,  не случайно приходится на период позднего Возрождения и начала Просвещения. Коренная ломка средневекового сознания вызвала ответную волну иррационализма, инициатива этой охоты исходила не столько от верхов, сколько от низов (Средневековый мир. М.1990. с 308 сл.).

По мысли В.В.Иофе, высказанной им в частной беседе, (речь шла о  первой мировой войне): «Европа устала от рационализма XVIII - XIX вв.». Несколько позже я встретил такую же мысль в книге по истории итальянского фашизма: «В широкой исторической перспективе речь шла об идеях иррационализма и мистицизма, как философской реакции XX в. на позитивизм XIX в.» (Лопухов Б.Р. Фашизм и рабочее движение в Италии. М.1968, с. 21).

Реакционный философ, К.Леоньтьев писал: «Западная идея сделала из всякого поденщика и сапожника существо, исковерканное нервным чувством собственного достоинства». «Византизм есть сильнейшая антитеза идее всечеловечества в смысле земной всесвободы, земного всесовершенства и вседовольства» (Леонтьев К. Восток, славянство и Россия. М.1996. с.49,55, 81,82,94).

Не надо думать, что в этом случае Россия отличалась от Запада.

Там одним из первых выступил Ф.Ницше, «утверждая победу инстинкта над разумом» (цит. по Одуев. Тропами Заратустры. М.1976.с.57). Для Ницше жизнь -- это «воля к власти во всякой комбинации сил, обороняющаяся против более сильного, нападающая на более слабое» (там же. с.59). Россия, по мнению Ницше, «единственная страна, имеющая будущее и умеющая ждать и обещать, прямая противоположность «жалкой нервности» западноевропейского парламентаризма; ее могущество будет возрастать и впредь, если не ослабится введением «парламентского идиотства» (там же, с.81). Немецкий же философ  О. Шпенглер утверждал: «Хороший удар кулака имеет более ценности, чем добрый исход дела» (там же, с.129).

Французский анархо-синдикалист Ж. Сорель утверждал: «Насилие пролетариата не только обеспечивает будущую революцию,  но представляет  из себя,   кажется  единственное  средство,  которым  европейские нации,  отупевшие от гуманизма,  располагают,  чтобы ощутить в себе прежнюю энергию» (Сорель Ж.  Размышление  о насилии.  М. 1907). Муссолини впоследствии писал: «больше всего я обязан Жоржу Сорелю: этот учитель синдикализма своими жесткими учениями о революционной тактике способствовал самым решительным образом выработке дисциплины энергии и мощи фашистских когорт». Влияние Сореля проходит красной чертой в выступлениях раннего Муссолини. Именно с сорелевских позиций начинал Муссолини борьбу против реформистов в социалистической партии. Он выступал как «обличитель» демократического строя, бичевал пороки и язвы парламентаризма». (Лопухов Б.Р., там же, с.31). А еще Муссолини позаимствовал у Ленина идею «партии нового типа».

В таких условиях началась первая мировая война. Не надо думать, что только философы или политики демонстрировали свою приверженность иррационализму. Достаточно широкие слои населения, ничего не знавшие ни о Ницше, ни о Сореле, сразу же после объявления войны вышли на улицы с плакатами: «Мы им покажем!». Вторая мировая война со стороны Германии была не в меньшей степени иррациональна.

После двух столь устрашающих войн Европа сумела справиться с приступом иррационализма. Этому способствовало и появление ядерного оружия. Рационально совершенствуя вооружение, как средство защиты от «неуравновешенных» соседей, ученые долго не могли сообразить, что и их собственная страна может оказаться достаточно «инфантильной». А.Д. Сахаров, создатель водородной бомбы, одним из первых заговорил об этом.

В этом, и только в этом, отношении  П.Н.Вагнер в сказке «Колесо  счастья» говорил устами Истории: «Не думай, чтобы я все вела к лучшему. Я делаю все сложнее; я делаю только все сложнее - и хорошее, и дурное, и ум, и глупость, и мне дела нет до людей; я – дитя природы» (Кареев Н.И. Собр. Соч. т.I. с.117).

Последней вспышкой иррационализма на территории Западной Европы (не считая локальных событий 90-х г. в Югославии) было левоэкстремистское движение 60-х годов прошлого века.

Апеллируя к абсолютной свободе, крайне левые экстремисты понимают ее по-своему. Они навязывают людям выдуманный ими мир и желают, чтобы все остальные жили по правилам этого мира. В этом отношении правые оказываются честнее. Они не обещают ни свободы, ни равенства. Именно поэтому они и побеждают, и на некоторое время им удавалось создавать в Европе «азиатские» деспотии. Но то, что для «азиатского» сознания является нормой, в Европе долго не сохраняется.

Некоторым противоядием от вспышек агрессивного иррационализма является спорт (особенно его экстремальные виды), участие или соучастие в котором, перенаправляет иррациональную агрессивность в безопасное для общества русло. Другим фактором ослабления напряженности является психотерапия. Психотерапевт, выводя проблемы клиента из подсознательной сферы в сознание, помогает ему решить их наиболее рациональным образом. Во многих случаях человек начинает понимать, что в его психологическом дискомфорте виноват он сам, а не окружение.

По сути дела, любой экстремизм (сектантский, левый, правый) преследует только одно – психологический комфорт его адептов. Все остальные люди экстремистов интересуют либо как потенциальные соучастники, либо как раздражители, нарушающие желанный им порядок.

Поэтому иррациональное сознание очень часто и себя, и других пытается обмануть лозунгом: «Цель оправдывает средства».  В мире иррациональном  «главным фактором деятельности является не содержание и не цель, а процессуальность, которая снабжена функциональным удовольствием и непосредственно им или ради него поддерживается.

 

 

Мораль.

Английский премьер-министр Вильям Пит Младший сказал: «Я всегда ставлю самые простые принципы и самые незначительные идеи выше самых сильных чувств. Люблю ли я мою Англию?  Я люблю ее всем сердцем, в котором работает мой мозг. Сегодня я говорил с человеком, чье сердце в его голове. А  его чувства выжигают его принципы. И это самое чудовищное из анатомических устройств, коему нет точного слова в английском языке. Если я лидер, то кто он? Французское «шеф» также непригодно. Может быть испанское «каудильо» или немецкое «фюрер». Это было сказано 25декабря 1791 года. (Журнал «Радио [точка]»  №6.2006г. с.18). До рождения каудильо Франко и фюрера Гитлера оставалось больше ста лет.

 И «каудильо», и «дуче», и «фюреры», и «вожди» (что на разных языках значит одно и то же) становились таковыми не без собственных усилий. Для установления тирании достаточно иррациональности подданных. Но чтобы самому стать тираном, надо обыграть своих соперников (бывших соратников). Для этого вождям приходилось строить достаточно длинные стратегии.

Не забудем, что дуче, в результате, повесили за ноги; фюрер, как крыса, отравился в подвале. Один советский вождь умирал, брошенный всеми соратниками, которые в это время делили между собой власть; другой вождь, уничтоживший всех своих соперников, всю жизнь трясся от страха и лежал несколько дней полумертвый, а потом и мертвый в своей норе, пока его подчиненные не решались туда войти.

Очевидно стратегии, достаточные для того, чтобы захватить власть или украсть большие деньги, вовсе недостаточны для нормального существования, как самого человека, так и социальной системы.

                                 *       *       *

Многошаговая стратегия становится рациональной только тогда, когда актор (деятель) максимизирует рациональность каждого ее шага (единицы действия). (Парсонс Т. О структуре социального действия. М.2000. с.115). «Нормативность есть признание того, что люди не просто реагируют на стимулы, но в определенном смысле стараются согласовать свои действия со стандартами, которые считаются желательными как для самого актора, так и для других членов коллектива» (Там же, с.136).

Еще Цицерон писал: «мы подчиняемся законам, чтобы быть свободными» (Парадоксы, V, I, 34). Рациональные стратегии  могут существовать только, если окружение ведет себя более или менее предсказуемо.

Отсюда можно сделать вывод о том, что и мораль и право являются как порождением рациональности, так и условием ее существования.

Никакой закон не будет работать, ежели его принципы не лежат в сфере принятой обществом этики. С другой стороны, если за нарушением морали и закона не следуют санкции, мораль разрушается, а вместе с тем и степень рациональности общества понижается.

С точки зрения теории игр, если из игроков один играет не по правилам, его выигрыш может увеличиться, но общий выигрыш группы уменьшится гораздо больше. Если жульничать будет большинство, общий выигрыш станет настолько мал, что и большинство окажется в проигрыше.

В Европе каждый крупный коррупционный или какой-нибудь иной скандал, связанный со значимыми, в первую очередь властными, фигурами множит число членов экстремистских сект и организаций.

Но сам факт, существования там демократии свидетельствует о доминировании морали и закона в европейском обществе. Демократия, в отличие от деспотии, неустойчива, как и всякая сложная организация, и для ее сохранения требуются усилия каждого человека. (Сравни с поддержанием высокой упорядоченности – низкой энтропии – в любой системе).

Условием существования демократического, а, следовательно, и правового общества является категорический императив Канта. Он гласит: «поступай, руководствуясь только такими принципами, какие ты желаешь видеть превращенными во всеобщий закон». Другая его формулировка: «относись к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели и никогда не относись к нему только как к средству» (Кант И. Соч., М. 1965. т.4.ч.1.с. 260, 270). Слово «императив» я понимаю отнюдь не в кантовском смысле. Обязательность выполнения кантовских принципов делает возможной демократию, как оптимальную среду обитания человека.

Если юридические санкции есть прерогатива власти, а всякая власть есть производное общества, то моральные санкции в распоряжении каждого отдельного человека - прерогатива личности. Иррациональные культуры апеллируют к физиологическому страху, рациональные к страху стыда. (Кажется, эту мысль высказал Ю.М. Лотман).

 

Что впереди?                                   

В настоящее время Россия, конечно, не является демократической страной. У нас существуют некие муляжи демократии. Для того чтобы они стали реальностью, необходимы: независимый от исполнительной власти суд,  независимая  Дума, которая будет контролировать исполнительную власть, в том числе посредством прозрачного бюджета, независимые средства массовой информации. Необходимо сократить цепочки бюрократической подчиненности, способствовать возникновению независимых от государственной власти бюрократических структур, без которых не может обходиться ни одна крупная организация – это независимая от  власти бюрократия промышленных корпораций, партий, профсоюзов, которые будут конкурировать с гос. бюрократией.

Эти реформы могут пройти только в том случае, если получат активную поддержку гражданского общества с  европейским сознанием. На наш взгляд понятие «европейское сознание» включает  и понятие «социальной солидарности». Проявлением социальной солидарности являются  и независимые профсоюзы, и массовые  политические партии, общественные организации, и осуществление межпартийных блоков, и многое другое.

                                      *       *       *

Диссидентское движение 60-70-х гг., жертвенное и рациональное по своей сути, не апеллировавшее к насилию, свободное от корысти и ориентированное на закон, создало некий «капитал» и рационализма, и демократии. К сожалению, этот «капитал» растратили те, кто от имени демократии пришли во власть. Растратили своими амбициями, жадностью, презрением к закону. В этом отношении «демократическая» российская «элита» оказалась не выше уровня рядовых обывателей, а возможно, что и ниже.

«…То же самое начало, благодаря которому мы иногда бываем так отважны, делает нас неспособными к углублению и настойчивости; … что этому равнодушию к житейским опасностям соответствует у нас полное равнодушие к добру и злу, к истине и ко лжи и что именно это лишает нас всех могущественных стимулов, которые толкают людей по пути совершенствования; … что именно благодаря этой беспечной отваге даже высшие классы у нас, к прискорбию, несвободны от тех пороков, которые в других странах свойственны лишь самым низшим слоям общества» (Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М.1987. с.40).
          Европейская демократия стала возможной только ценой взаимных уступок и компромиссов. У нас слово «компромисс» несет явно отрицательную эмоциональную оценку (вспомним, каким ругательством у коммунистов было слово «соглашатель»).

Одним из наиболее важных компромиссов должно стать  некоторое согласие между народными массами и буржуазией. В массовом сознании существует резко негативное отношение к «новым русским». И действительно, за годы реформ российская буржуазия не сделала для народа ничего. Поэтому она не может рассчитывать на то, чтобы народ поддержал ее  против бюрократического произвола. Очень незначительно буржуазия способствовала возникновению гражданского общества. Наоборот, «новые русские» рассчитывали на бюрократию как на защитницу от тех, кто был обделен реформами. И это тоже «азиатская» черта поведения собственников.

Ходорковский первым осмыслил это положение, за что жестоко и поплатился.

Объективные интересы буржуазии требуют жесткого контроля над бюрократическим аппаратом, и в этом ее интересы совпадают с интересами народных масс. Буржуазия должна продемонстрировать, что успех частного предпринимательства приводит к улучшению материального положения самых широких слоев населения. Именно таким путем достигается социальная солидарность.

                                         *       *       *

Отсутствие европейского сознания напрямую связано с «азиатским» путем России. Но отставание это не является фатальным. Путь в Европу  – трудный путь, но по нему уже пошли Япония, Южная Корея, Сербия, Турция, некоторые страны Латинской Америки. У каждой из этих стран своя история и свои особые причины, которые позволили им выйти на дорогу прогресса. У России не меньше предпосылок, чем было у Турции и, вступив на этот путь, мы, возможно, двинемся вперед быстрее.

В отличие от животных, у которых информация почти целиком представлена в генетическом аппарате, человек обладает словом, речью. Поэтому  обмен информацией, невозможный между различными видами, может иметь место, когда речь идет о различных человеческих культурах. Это достаточно сложный и растянутый во времени процесс.

Социальная солидарность предполагает умение договариваться. Не говоря уже о чисто личных симпатиях и антипатиях, любое сколько-нибудь значимое общественное движение  состоит из более мелких  объединений и групп, каждая из которых видит проблему несколько иначе, чем другие.

Не надо все сваливать на народ, на широкие народные массы. Мы, те, кто считает себя демократами, мы тоже народ, со всеми его достоинствами и недостатками. За то время, что нам было отпущено с начала перестройки и до сегодняшнего дня,  мы не смогли договориться между собой.  Мешали личные амбиции, борьба за «экологическую нишу», короче говоря, неумение и нежелание  объединяться.

В итоге, России уже в который раз приходится начинать все с начала.

Когда-нибудь должно же получиться!      

                                  

                                                               

 

 

 

 

 

                           

 

 

                        Содержание:                                                                 стр.

I. Предыстория вопроса.  …………………………….  1                                             

                       II. Власть……………………………………………….. 2                                                                                 

                      III. Азиатский путь. ……………………………………. 7                                                                                       

    Истоки бюрократии…………….….………    ……...7                                             

    Свойства бюрократии………………………………  8                                              

    Деспот и бюрократия……………………………….10                                                        

           IV. Европейский путь…………………………………...12                                                                                        

     Греческое чудо. …………………………………….12                                                          

     Аристократия. Европейское средневековье………17

     Свободный город…………………………………...19             

     Итоги………………………………………………...21

V. Россия – особый путь?  …………………………….21                       

     Начало………  ……………………………………...21

     Истоки и последствия ленинизма… ……………   27

     Итоги…………………………...……………………39

VI.Существует ли прогресс? …….…….……………...39          

     Что такое прогресс…………………..……………...39

      Терминология……………………….……………   42

      Иррационализм………………………..……………43         

     Мораль…………………………………..…………..47                                       

      Что впереди?..............................................................48

                             

                                                    Ронкин В.Е.     28.09.06.

 

 

 



Hosted by uCoz