ОЧЕРК СОЦИАЛЬНОЙ ИСТОРИИ

На первый взгляд это вмешательство власти может показаться удивительным, т.к. для проникновения в страны, освободившиеся от колониальной зависимости, советским специалистам необходимо было знать реалии существовавших там социальных отношений.

Однако, более подробное знакомство с высказываниями "классиков" на эту тему объясняет обоснованность такой реакции партийной бюрократии: "Отсутствие частной собственности на землю действительно является ключом к пониманию всего Востока" (М.Э.Соч. т.28. с.221). "Первобытный коммунизм на Яве, как и в Индии и России образуют в настоящее время широкую основу для эксплуатации и деспотизма" (М.Э.Соч. т.36. с.97). Азиатский деспотизм Маркс характеризовал как "поголовное рабство" (М.Э. Соч. т.46. ч.1. с.485).

Г.В.Плеханов, предостерегая народников от преждевременного захвата власти, утверждал, что им "придется искать спасения в "идеалах патриархального и авторитарного коммунизма", внося в эти идеалы лишь то видоизменение, что вместо перувианских "сынов солнца" и их чиновников национальным производством будет заведовать социалистическая каста". (Избр. М.1956.с.105).

Наиболее ранний эксперимент построения тоталитарного государства был произведен в самом начале третьего тысячелетия до н.э. в царстве Шумера и Аккада со столицей в городе Ур.

Подобные же системы существовали в древнем Египте, Китае, государстве Инков и других "восточных" государствах, где чиновничество играло огромную роль в управлении с той только разницей, что в большинстве случаев крестьяне не объединялись в отряды, а обрабатывали землю семьями.

Как видно из приведенного примера, "социалистические преобразования", осуществленные сначала в России, а затем и во многих других ("азиатских"!) странах при таком подходе оказались вовсе не "следующим шагом на пути прогресса", а, напротив, возвращали общество к уже давно пройденному этапу развития.

Дальнейшее накопление исторических и этнографических знаний сделало ясным, что так называемый "азиатский" принцип социальной организации характерен не только для собственно Азии, а является магистральным путем развития человечества. В доколумбовой Америке, в Полинезии, в доколониальной Африке и на Новой Гвинее события развивались в значительной степени аналогично. Историками было выяснено, что деспотическими были и предшественники античной цивилизации Критская и Микенская.

Только некая социальная "мутация", произошедшая в античном обществе на каком-то этапе его развития, предопределила особый европейский путь.

Макс Вебер при анализе социальных институтов предлагал использовать "идеально-типические конструкции". Он высоко оценивал эвристическое значение марксистских понятий "если пользоваться ими для сравнения с действительностью, но не рассматривать их как "реальные действующие "силы", "тенденции" и т.п." (Избр. пр. М. 1990.с. 404). С этой же оговоркой будем пользоваться ими и мы.

Одними из таких идеальных конструкций являются по Веберу "типы легитимного порядка". С их помощью Вебер отвечает на вопрос почему "подданные" подчиняются "власти", почему они вообще считают ее властью, а не бандой захватчиков.

Легитимизация власти может основываться на трех принципах: представлении о необыкновенных качествах лидера — его "харизме" , традиции и легальности. (Там же с.646). Традиция переносит "харизму" с личности на социальный институт. Легальность власти основывается на представлении о рациональности данной структуры и компетентности лидера.

"Социальная" структура и соответствующее ей расслоение существуют уже у животных, особое место они занимает у тех, кто ведет стадный образ жизни. В стаде существует известная всем его членам ранговая градация, определяемая не только физическими, но и психическими особенностями его членов. Вожаки стада следят за порядком в стаде, прекращают ссоры и драки, причем во время ссор вожак обычно становится на сторону слабого. Объясняется это вовсе не его тягой к справедливости, а тем, что слабый в меньшей степени является его конкурентом. В сообществах приматов ранг определяется также и тем, насколько та или иная обезьяна приближена к вожаку, а "пост" вожака может зависеть от поддерживающей его "клики".

Нет основания сомневаться, что в процессе антропогенеза и на ранних стадиях социогенеза эта традиция нашла себе дальнейшее развитие. Безусловно на ранних этапах социальные отношения рассматривались не с рациональной точки зрения, а с магической (см. Леви-Брюль "Первобытное мышление").

В группах охотников-собирателей вожак являлся несомненно харизматическим лидером. Идеологическим оформлением подобного положения было представление о некой магической безликой силе, называемой у меланезийцев "мана" (это слово нашло наибольшее распространение в этнографической литературе). Вера в ману является универсальной для всех народов стоящих на ранних стадиях развития. "Проявляется мана в явлениях природы, а так же в физической силе или могуществе и достоинствах любого человека" (Б.Малиновский. Магия, наука и религия. М.1998. с. 22, 77). Говоря сегодняшним языком, "мана" — это нечто вызывающее страх, надежду и восхищение. Мана есть то, что Вебер называл греческим словом "харизма", исландские саги "hamingja", некоторые американские индейцы "оренда".

"Высокий престиж и социальный статус имели удачливый охотник, хороший мастер, смелый воин, знаток мифологии и обрядности, знахарь. У аборигенов Австралии такие люди были известны в обширных районах, они носили титул "человек, которому нельзя причинить вред" и пользовались правом неприкосновенности" (Перепелкин Е.С. в кн. Этнознаковые функции культуры.М.1991.с.206).

"У моси Уагадугу (тер. Буркина Фаса) верховный вождь рассматривается и сегодня в качестве символа не только моси, но и вселенной. Это представление строится на признании особой сущности его "нам" (маны), которая восходит к двум истокам, с одной стороны таким истоком является власть преданная основателями государства, с другой — получаемой от богов силой позволяющей одному человеку господствовать над другим. "Нам" принадлежит не только вождю но и некоей, окружающей его группе, обеспечивая ей аристократический статус". (Л.Е.Куббель. Очерки потестарно-политической этнографии М. 1988. с. 88).

Объединение родов в кланы, кланов в племена, а племен в этносы не изменило этой ситуации, с той только разницей, что "харизма" постепенно перемещается от ее конкретного индивидуального носителя, на тот политический институт, который он олицетворяет.

С другой стороны, поскольку основными отношениями в первобытном и не только в первобытном обществе были отношения родства, мана вождя распространяется прежде всего на его род. Даже в стаде современных приматов близость к вожаку повышает статус любого члена стада. С другой стороны род, обладавший высокой маной мог выдвигать своего члена в качестве лидера.

Таким образом образуется протоаристократия. На племенном и протогосударственном уровне в рядах аристократии оказываются не только царский род, но и родовая верхушка иных племен, связанная первое время с определенными территориями. В ряды аристократии входили также "могучие" шаманы, а впоследствии жрецы.

Ряды аристократии во все века пополняются выходцами из низов, на раннем этапе этот процесс шел достаточно активно. В первую очередь это были предводители военных "ватаг" и наиболее удачливые и храбрые воины.

Одним их условий получения социального престижа являлась щедрость, в первую очередь проявлявшаяся в устройстве коллективных праздников.

Но, получив определенный престиж, он становился тойоном (князьком) со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Поначалу источником возможностей устраивать такие пиры становится не только военная добыча, но и удачливая охота, а так же личный труд человека и его родичей.

Тем самым общество, препятствуя имущественному расслоению, оказывалось перед фактом расслоения статусного.

На этой стадии борьба разворачивается "не столько вокруг распоряжения средствами производства, сколько вокруг прав на тот или иной престижный статус в обществе". (Куббель. Очерки потестарно-политической этнографии. М. 1988. с.101).

Политическая борьба начинается не между трудящимися и правящими классами (это явление возникает исторически гораздо позже), а между главным вождем племени или племенного союза (будущим царем) и аристократией, как носительницей независимой от него харизмы.

Если аристократии сопутствует успех, политическое образование город-государство превращается в аристократическую республику или весьма ограниченную монархию. Таковы были финикийские города-государства, город Ибадан в Африке (начало ХIХ в н.э.). Отсутствие деспотии благоприятствовало развитию торговли, ремесла и частной собственности. С другой стороны влияние этих факторов до некоторой степени ограничивало деспотические претензии. Олигархические образования большего масштаба в древности и средневековье были невозможны.

Если победа остается за царем, он, как правило, становится главным жрецом, объявляется богом, или его непосредственным представителем. "Деперсонализация власти посредством введения принципа автоматического наследования элиминировало главное, что было характерным для носителя должности в прошлом — и решающую роль личных качеств, и демократическую процедуру выборов" (Васильев Л.С. Там же). Место харизматического лидера занимает харизматический институт — власть становится традиционной. Этот этап развития чаще всего связан с превращением ранних государств в империи.

"Поголовное рабство" азиатской и иных деспотий определялось тем, что верховная собственность, в той или иной мере распространялась не столько на землю, сколько на личность. "Когда объектом частной собственности служат не вещи, а люди, отношения собственности необходимо предполагают существование прямого насилия ... неизбежно порождают внеэкономическое принуждение и не существует без него" (Семенов Ю.И. В кн. Государство и аграрная эволюция в развивающихся странах Азии и Африки.М.1980.с.111).

"Прямое насилие" плюс обожествление царя необходимо порождает деспотию. В этом случае деспот предпочитает не делить власть с аристократией, которая имеет независимую от него харизму, а управлять с помощью чиновников, целиком зависимых от него.

Уже в 17 в. Ф.Бэкон писал: "Монархия, где вовсе отсутствует дворянство, всегда бывает чистым деспотизмом и тиранией, наподобие турецкой; ибо дворянство умеряет власть монарха и отвлекает взоры народа от королевского дома" (Опыты. ХIV).

"Всеобщий дух бюрократии есть тайна", — отмечал еще Маркс. "Верхи полагаются на нижние круги во всем, что касается частностей, нижние же круги доверяют верхам во всем, что касается всеобщего, и таким образом они вводят друг друга в заблуждение" (Маркс К.т.1, с.273).

Конечно, полная ликвидация аристократии являлась скорее исключением, чем правилом. На самом деле чиновничество чаще всего сосуществовало и с аристократией, и со жречеством. Иногда аристократия и жречество превращались в чиновничество (петровские реформы в России). Наконец, как было уже сказано, чиновничество со временем превращалось в аристократию.

В качестве примера апологии идеального государства чиновников можно привести высказывания китайского теоретика легизма Ян Шана (390-338 гг. до н.э.), изложенные им в "Книге правителя области Шан" (М. 1968):

"Совершенномудрый, управляя государством, способен сосредоточить в своих руках всю силу [народа] и способен в то же время обуздать ее" (с.181).

"Когда люди живут в унижении, они дорожат рангами знатности; когда они слабы, чтут чиновничьи должности; когда бедны, ценят награды" (с.221).

"Если народ перестанет ценить ученость, то он будет глуп, а коль он глуп, то у него не будет внешних связей, а если народ не имеет внешних связей, то он усерден в земледелии и радив" (с.142).

"Если лишить народа права самовольно распоряжаться переселением, то глупцам-земледельцам и земледельцам-смутьянам нечем будет кормиться и они обязательно займутся землепашеством" (с.145).

"Если наказания суровы и награды малочисленны это значит, что правитель любит народ и народ готов отдать жизнь за правителя" (с.194).

"Если [во время войны] страна совершает действия, которых противник устыдился бы. то она будет в выигрыше" (с.156).

С теми или иными поправками такая социальная структура в Китае просуществовала до наших дней.

Ян Шан был младше Платона (427-337 гг до н.э.), который тоже пытался создать теорию тоталитарного государства. Сиракузский тиран, к коему Платон обратился, от его идей отказался. Китайский император принял идеи Ян Шана как руководство к действию. В следующем году Ян Шан был казнен вместе со всей семьей , а Платон умер 90-летним старцем (оценить бы эту историю Троцкому).

"Земледелие, торговля и управление" — три основные [функции] государства" (с.157). Предлагая держать купцов под строгим контролем государства (чиновничества), Ян Шан все-таки считал купечество необходимым элементом государства.

По иному относился он к ремесленникам: "Если на сто человек, посвятивших себя земледелию и войне приходится лишь один, овладевший ремеслом, то вся сотня станет лениться пахать и воевать" (с.150). "Народ пристрастился к красноречию, стал находить удовольствие в учебе, занялся торговлей, начал овладевать ремеслами и стал уклоняться от земледелия и войны" (с.152). Такое отношение (как и у Платона) объясняется не только страхом перед "развращающей и расслабляющей" роскошью, но и тем, что ремесленник, в наибольшей степени зависевший от своего собственного умения, в той же степени проявлял личностное начало как те, кто "пристрастился к красноречию, начал находить удовольствие в учебе", в наименьшей степени соответствовали идее всесильного государства.

Купцы и ремесленники существовали в порах любого, самого деспотического, общества, не разрушая его, если это общество экономически опиралось на сельское хозяйство или иные природные ресурсы — соль, руду, меха, бортничество. При этом ремесло могло развиваться и на подневольном труде: храмовое, дворцовое, вотчинное. На подневольном труде могло существовать и горное дело.

В отличии от ликвидного купеческого и ссудного капитала, ремесленник должен вкладывать в свое производство некий капитал, который моментально не окупается, поэтому свободный ремесленник существовал только там, где он мог обеспечить себе независимость, а независимость он мог обеспечить только в том случае, если ремесло составляло существенную часть экономики региона.

Такие условия создались в античных полисах Греции и Рима. Греческие города-государства, не обеспечивавшие себя даже хлебом жили целиком за счет ремесла, даже экспорт вина и масла в районы северного Причерноморья требовал большого количества качественных амфор.

Эта же причина привела к образованию свободных городов в средние века. В начале второго тысячелетия н.э. "Запад, прежде выступавший исключительно как импортер, стал мощным поставщиком изделий ремесла" (Блок М. Феодальное общество. В кн. Апология истории. М, 19733.с.125).

"Именно деятельность ремесленников, их экономические и социальные потребности, как самостоятельных товаропроизводителей вызвала к жизни городское право". "Заинтересованность в городских доходах обычно побуждала феодала идти навстречу требованиям горожан и поощрять приток беглых крестьян из сельской округи" (Стамм С.М. в кн. Средневековое городское право. Саратов. 1989 с.7, 11). Городской воздух делал человека свободным! Такова же природа независимости городов средневековой Японии.

"Расколдовывание мира" обозначало и иное отношение между людьми. "Харизма" все более удалялась от мистически воспринимаемой "маны" и все более приближалась к современному понятию "престиж". "Сосредоточение мысли на абсолютной ценности человеческой свободы едва ли правомерно суживать до одной лишь религиозной сферы ... Власть [земного господина] не может распространяться на совесть и душу человека... тот, кто по велению сеньора грабит, насилует и убивает — губит свою душу. Мысль о необходимости повиноваться богу в ущерб покорности земному господину в тех условиях означала отвоевание для человеческой свободы новой территории, которой в более ранний феодальный период у него не существовало" (Гуревич А.Я. Средневековый мир. М.1990.с.231).

Самой главно формой городской самоорганизации были ремесленные цеха. В условиях, когда производительность каждого ремесленника была сравнительно невелика для экспортной торговли имела значение не столько фирменная марка мастера, сколько — города, отсюда вытекала необходимость коллективной регламентации и качества подготовки мастера, и качества самого товара.

Существенную роль в эволюции и совершенствовании городского права сыграло римское право, ведь именно города были центрами его изучения. Городское право исходило из факта институализационного оформления городской общности, которое выработало в обществе сознание общей пользы и общего интереса. Городское право предполагало создание органов выборного управления, отразивших и стимулировавших политическую активность горожан, которые стали альтернативой наследственной власти авторитарного мира. Оно выработало нормы коллективного принципа в реализации власти. принцип большинства при выработке решений, независимость суда (Хачатурян Н.А. в кн. Город в средневековой цивилизации Западной Европы. М. 1999 т.1, с.339).

Средневековые города становятся центрами светского образования. Во Фландрии уже в ХII в. разворачивается борьба за обучение отвечающее интересам городской верхушки, в Генте это даже привело к прямой войне. Получают независимость от светской и отчасти духовной власти и университеты. С ХIII в. в университетах начинают создаваться библиотеки, содержавшие тысячи рукописных книг. Появляются интеллектуалы — новый социокультурный тип средневековья. (Ястребицкая А.Л. Средневековая культура и город. М. 1995. с. 311, 315).

Горожане не были изолированы от феодального общества, но идеология других сословий преломлялась в городских условиях.

Грамотность, необходимая в городской практике, перестала быть исключительной привилегией духовенства.

Рыцарский поведенческий идеал, предполагавший сословную честь (и высокомерие) стал предпосылкой кредитного хозяйства, коммерческой надежности и благопристойности. Если любимым развлечением рыцаря были турниры, то для горожанина подобным же развлечением были диспуты (подобия рыцарских турниров). В пылу споров рождался логический метод мышления. Схоластический метод не ставил под сомнение веру, но вел к осознанию личностью ее интеллектуальной ответственности, возможности существования различных мнений, обучал не пугаться новаций, принуждал использовать систему доказательств. (Ястребицкая А.Л. Там же. с. 95, 314).

В Византии римское городское право действовало до VI-VII вв. С этого времени бюрократия подчиняет себе городскую жизнь и город становится административным и религиозным центром (Курбатов Г.Л., Лебедева Г.Е. в кн. Город и государство в древнем обществе. Л. 1982 с. 65). Несмотря на античное наследие Византия демонстрирует обычный для "востока" тип развития.

В Западной Европе "именно развитие города создает наиболее прочную базу политической централизации. Оформлением экономических связей, опосредованным влиянием на позицию феодалов в этом процессе, благодаря развитию товаро-денежных отношений, втянувшим в них деревню, самим фактом возникновения городского сословия, которое становится заинтересованной стороной в централизации страны (Хачатурян Н.А. Там же. с.376).

Точно так же, как ни античное рабовладение, ни европейский феодализм не имеют аналогий за пределами этих территорий (возможно, исключая Японию), так и европейский абсолютизм по сути дела был явлением уникальным. Абсолютизм, предполагавший наследственного главу государства, обладавшего всей полнотой исполнительной и законодательной власти и осуществлявшего первую с помощью зависимых от него чиновников, отличается тем, что он в своем возникновении опирался на города и сохранил городские вольности, не имеет аналогии с самодержавием и деспотизмом. Советская историческая энциклопедия (т.1. с.46) отмечает, что "в Испании абсолютизм, не опиравшийся на купцов и промышленность выродился в деспотию".

"Восточный" тип развития и не предполагал иного варианта нежели деспотия. Соответственно, если европейские народы переходили к национальному государству уже осознав себя в качестве нации, то для остального мира характерно, что носителем национальной идеи там выступало самодержавие, опиравшиеся на чиновничество.

Для такого типа развития характерна и иная идеология — культ государства и земли (территории). Отсюда стремление к имперскому господству, стремление включить в империю (или в сферу ее влияния) как можно большую территорию, вместе с иными народами.

Как показывают нам примеры Испании и России в какой-то момент истории культ государства был рационально оправдан внешней угрозой. В дальнейшем в национальной памяти произошло запечатление (импритинг) событий периода становления государства, эти настроения , давно ставшие иррациональными, тщательно поддерживаются как самими деспотами, так и их чиновничьей сворой.

Такая политика психологически опиралась и опирается на иррациональные факторы — "территориальный инстинкт" и "манию величия". Кроме того идентификация себя с группой, а группы с вождем является мощным способом психологической защиты.

Европейские колониальные империи, начало которым положил еще абсолютизм, имели рациональную основу — обеспечить монопольный рынок сбыта дешевых европейских товаров, в обмен на дорогие, экзотические товары колоний. Как только удержание "заморских территорий" становилось экономически неэффективным, империи распадались.

Итак, в наследство от деспотий ХХ век получил авторитарную власть, коронованную или "избираемую", чиновничий аппарат и аристократию, а в некоторых странах и "социалистические" революции, после которых государство избавились как от аристократии, так и от всякой частной собственности, многократно увеличив бюрократический контроль за всей сферой деятельности населения.

Буржуазные революции, покончив с абсолютизмом, оставили иное наследие — появляется частный собственник, не зависимый от государства, вернее зависимый в меньшей степени, чем государство — от него.

Иные требования предъявляет открытое, рационально организованное общество и к бюрократии. Главные из них: профессионализм, подчинение закону, а не личностям, существование на фиксированную заработную плату, а не "кормление", максимально возможная открытость.

Любая бюрократия, для которой "открытый дух государства представляется предательством по отношению к ней" (Маркс т.1 с.373), стремится превратить государство в свою "частную собственность".

Поскольку мечта о полном и окончательном уничтожении государства является утопией, поскольку последовательную социальную политику может проводить только государство, так же как только ему можно доверить карательную политику и оборону страны, бюрократия является необходимым злом. Однако, необходимость бюрократии не должна избавлять ее от контроля общества.

Разделение власти выводит из под контроля бюрократии законодательную и судебную власть.

Устанавливается ответственность чиновников перед законодательной властью соответствующего уровня и его открытость для СМИ.

Формирование частного и общественного секторов общества сужает круг ее возможностей. Бюрократия, обслуживающая эти секторы, выходит из под контроля государства и противостоит ему. Поэтому абсолютно недопустимо сращивание внегосударственной и государственной бюрократии.

Наконец, большое значение имеет сокращение государственных иерархических цепей бюрократической подчиненности, что может быть осуществлено в процессе регионализации и даже муниципализации. Короткие и в иерархическом и в пространственно-географическом смысле бюрократические цепочки каждый человек лично, а тем более общественные организации могут контролировать гораздо эффективнее. Известные всем "законы Паркинсона" дают представление о той нелегкой борьбе, которую приходится вести современному обществу с бюрократией.

Развитая собственность, особенно это касается производительной сферы, не может существовать вне правового поля. Следовательно, появляется необходимость в юристах, а затем и в журналистах, наблюдающих за функционированием этого поля.

С изобретением огнестрельного оружия и появлением машинной техники появляется техническая интеллигенция, которая для своей подготовки требует штата учителей, научных работников, а для своего нормального функционирования — гуманитариев.

Скученность населения в городах требует развития медицины. На этом этапе особую роль, начинает играть интеллигенция, которая не может эффективно существовать без свободного обмена информацией, свободы передвижения, собраний, т.е. без демократических свобод.

И частный собственник и интеллигент не могут эффективно функционировать вне открытого общества. Открытое общество кроме государственных структур порождает общественные — партии, профсоюзы, товарищества и движения, что в свою очередь умножает ряды интеллигенции.

Существует миф об особенной роли русской интеллигенции (воспринимаемой то положительно, то отрицательно). И во французской революции, и в американском движении за права негров, и в движениях за объединение Италии и Германии интеллигенция играла главную, если не решающую роль.

Особенностью русской интеллигенции была и остается ее раздвоенность. Большая ее часть с надеждой смотрит на Запад, меньшая, ангажированная бюрократией (и сама зачастую находясь в ее рядах), с упоением смотрит на Восток. При этом, воспевая бюрократическое государство, эта часть интеллигенции мечтает все-таки о чиновничестве не коррумпированном и деятельном, т.е. бюрократии "западного типа".

И авторитарным и тоталитарным государствам по необходимости приходится обзаводиться своей интеллигенцией. Однако, здесь ее пытаются превратить в чиновников, чьи материальные условия, престиж и сама возможность творчества целиком зависит от государства.

Если жрец или священник связывает общество с потусторонними силами, а чиновник — с государством, то интеллигент связывает его либо с природой, демонстрируя обществу ее законы, либо с другими (во времени и пространстве) культурами, либо людей одной культуры между собой.

Такая связь порождает доверие. Доверие к природным законам приводит к дальнейшему "расколдовыванию" мира. Доверие к иным культурам и другим людям приводит к сплочению человечества и радости общения.

В человеческом обществе авторитет сильно отличается от авторитета вожака стада или стаи. Основа его — не только и не столько физические качества особи, сколько доверие, которое данный человек вызывает у окружающих. Это отличие связано в первую очередь с таким средством внушения (суггестии), как речь, слово, свойственным только человеку.

Чужие — это те, речь которых мы не понимаем или словам которых мы не верим. Те, кому мы верим — свои. Авторитет — это тот, кому мы верим больше, чем окружающим, он для человека более "свой", чем сосед или знакомый, а иногда даже друг или родственник. (Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М.1979. с.161 и сл.). Отсюда возможность человека, обладающего "великой маной", символизировать группу, а иногда и племенную, национальную и государственную общность. Вождь, монарх, фюрер это тот, кому люди верят больше чем окружающим и даже себе.

Устанавливая доверие между людьми, интеллигенция подрывает мистический пиетет власти, и тем самым подрывает господство бюрократии. И это приводит к очередной фазе и форме социальной борьбы — борьбы личностного начала с корпоративностью бюрократии, как светской, так и идеологической — "духовной".

Голосование на выборах или плебисците делит народ (избирателей) на категории, не сводимые к понятиям "свои" и "чужие". Те, кто голосуют за один вариант отнюдь не теряют доверия (и кредита) тех, кто голосует за иной. Человек, голосовавший по какому-либо вопросу в одной общности, по другому вопросу может оказаться вместе с иным электоратом.

Но такое поведение требует иного социального и индивидуального психологического подхода. Э.Дюркгейм различал солидарность механическую, основанную на иррациональных мотивах, и солидарность органическую, основанную на разделении труда. В этой же работе он выдвинул положение о необоснованности смешения индивидуализма и эгоизма. ("О разделении общественного труда" М. 1991).

И предприниматель и интеллигент не могут не представлять в первую очередь личностного начала. Что такое личность (индивидуализм) и каково ее отношение к коллективизму нам предстоит разбираться заново.

Аристотель утверждал, что человек — животное политическое. Маркс писал, что "сущность не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений" (Соч.т.3 с.3). Поршнев предлагал такую графическую иллюстрацию личности: два касающихся круга, символизирующих две общности — точка касания это и есть личность. (Поршнев. Б.Ф. Там же). В реальности касающихся кругов может быть гораздо больше, чем возможно нарисовать на листе. Чем более развита личность, тем шире ее референтная группа, включающая не только современность, но и прошлое и будущее.

В этом смысле индивидуализм скорее противостоит эгоизму, чему можно привести достаточно примеров, и является необходимой предпосылкой солидарности и коллективизма.

Эгоизм — это прежде всего защита своего биологического "Я", включая достаточно архаичные стадные инстинкты — половой инстинкт, борьба за место в иерархии, территориальный инстинкт и т.п.

Только личности, индивидуалисты могут создать коллектив, если конечно иметь ввиду не "коллектив" заключенных или профсоюзный "коллектив" времен "развитого социализма". Ибо коллектив отличается от другого вида объединения людей свободным выбором членства, самостоятельным конструированием собственной структуры и сформулированной общностью цели, что подразумевает наличие горизонтальных связей между его членами. Даже в футбольной команде эгоист, игрок, противопоставляющий собственные амбиции интересам команды, из нее изгоняется. Примерами коллективизма являются: профсоюзы, кооперации, политические партии, протестантские общины — явления, характерные скорее для Запада, чем для Востока.

Русская артель — безусловно, коллектив, а русская община — нет, членство в ней не определялось свободным выбором, внутренняя структура была навязана извне, цели были одинаковые, но не общие, уровень жизни семьи определялся ее собственными усилиями, а не совместной деятельностью.

В очерке "Общий взгляд на крестьянскую жизнь" Г.И.Успенский пишет: "О всяких коллективных оборонах против всевозможных современных зол, идущих на деревню не могло быть и речи. — "Захотели вы с нашим народом! Нешто наш народ присогласишь? Нешто он што понимает?" Через сто с лишним лет, пытаясь организовать на заводе независимый профсоюз, всякий раз я слышал то же самое.

Этот факт говорит о том, что тоталитарное или авторитарное государства могут существовать тогда и только тогда, когда доверие между отдельными людьми ниже, чем их доверие к власти.

Поэтому коллективизм, как принцип организации общественной жизни и деятельности людей противостоит не индивидуализму, как убеждали нас 70 лет, а соборности — слово ныне вошедшее даже в коммунистический жаргон Зюганова. Если судить не по словарным статьям, а по тем объектам, на которые сторонники соборности обычно указывают, то ее характерные черты можно определить так: независящие от субъекта факторы вхождения в общность — национальность, место жительство, традиционная религия и т.п., объединение не вокруг общей цели, а вокруг общих для сообщества символов, эти символические связи в значительной степени ослабляют горизонтальные связи между людьми, и в реальной ситуации заменяются вертикальными связями, в пределе — бюрократическими.

Во всех странах "азиатского" типа коллективизм, преследовался властью (еще Петр I указом 1706 г. запретил подачу коллективных жалоб. См.Военные уставы Петра Великого. М.1946. с.64) и отжимался на периферию и властью, и общественным мнением — коллективизм процветал в разбойничьих ватагах (с них начиналось казачество), среди революционеров, диссидентов.

Для открытого общества способность к самоорганизации — необходимое условие его существования.

В открытом обществе по-иному образуется и "аристократия" слой людей, имеющих "харизму" благодаря личным заслугам и достижениям. Общество награждает престижем предпринимателя хорошо организовавшего свое дело, дающего работу одним и качественную продукцию другим. Не менее важна, как и на любой стадии развития общества, и функция "раздачи" — благотворительная деятельность, вложения в культуру, науку, искусство.

Собственную харизму может получить ученый, писатель, артист, врач, юрист, педагог. Чем шире круг людей, способных оценить профессиональную деятельность того или иного представителя интеллигенции, тем больше его харизма. Этим интеллигент отличается от жреца (священника) или чиновника — его харизма — есть его личный вклад в самоорганизацию общества и зависит не столько от корпорации, сколько лично от него.

Наконец независимую харизму получают выборные политические и общественные деятели.

Именно это придает и деятельности и самоощущению представителям этих социальных слоев личностное начало.

Киевская империя была скорее империей западного типа с номинальной властью центра и фактической независимостью отдельных княжеств. К середине ХII века она окончательно распалось на ряд княжеств, крупнейшими из которых были: Галицко-Волынское, Киевское, Переяславльское, Черниговское, Полоцкое, Турово-Пинское, Смоленское, Новгородское , Ростово-Суздальское, Муромско-Рязанское. Обратим внимание на тот факт, что первые четыре княжества позднее составили территорию Украины, вторые три — Белоруссии. Наконец, население Новгорода было при Иване III частично уничтожено, а при Иване IV — депортировано, что сделало невозможным образование особой новгородской общности.

"При значительной пестроте экономических условий в среде этих феодальных государств различались три разновидности политического строя: 1)феодальная монархия с сильными олигархическими тенденциями местного боярства (Галицко-Волынское кн.), феодальные республики (Новгородская и Псковская земли), феодальная монархия с сильной властью князя (Владимиро-Суздальское кн.) Все остальные княжества были близки к первым двум разновидностям" (Ерошкин Н.П. Очерки истории гос. учреждений... М.1960). Андрей Боголюбский вел ожесточенную борьбу с боярами и даже перенес столицу из боярского Ростова во Владимир, но все-таки погиб в 1174 г. в результате боярского заговора. Его брат жестокими казнями временно подавил сопротивление феодальной знати.

"Князь сильнейший среди сильных, но не самодержец. Без прямого содействия бояр, без их совета сам князь бессилен. Не одна боярская дума являлась политическим выражением могущества феодальной аристократии. Другим, не менее важным свидетельством независимости аристократии, являлась свободная служба каждого из них любому князю, на особых договорных условиях (Ротенберг С.С. Ученые зап. Моск. гос. пед. института им.Ленина. т.35, вып.2. 1946 с. 67).

Города древней Руси, как и в Европе, поначалу складывались как политические и культовые центры. В это время на рынок работали ремесленники Киева, Новгорода, Смоленска — их изделия расходились за сотни километров. Сфера сбыта ремесленников других городов, работавших на заказ, достигала 50-100 км. (Всемирная история т.3 М.1957 с.455). Однако в городах еще сохранилось вече, в IХ-Х вв. еще утверждавшее князей. В дальнейшем вече выбирало сотских и тысяцких, возглавлявших народное ополчение, а в мирное время выполнявших полицейские функции. Возможно рост и совершенствование городского ремесла в дальнейшем поставило бы русские города в один ряд с европейскими, но нашествие монголов все изменило.

Города были разрушены и разграблены, захватчики поголовно обращали в рабство ремесленников и вывозили их вместе с оборудованием мастерских, которые почему-либо не были разрушены.

В значительной степени монгольским нашествием было ослаблено и боярство. Многие бояре погибли в боях с оккупантами, другие учились жить по новым правилам, навязанным ими.

После образования "евразийской" империи — установления татаро-монгольского ига, верховным сюзереном и арбитром русских князей стал татарский хан, который раздавал ярлыки (жалованные грамоты) на княжение по собственному произволу.

Начался отрицательный отбор среди русской элиты. Носители феодальных рыцарских идеалов чести и славы погибали или вынуждены были бежать. Наибольшую власть и влияние получали коллаборационисты, водившие свои дружины на подавление антимонгольских восстаний, угодничавшие перед ханами и их наместниками. Политическим идеалом сделалась абсолютная беспринципность, которая до сих пор является отличительной чертой российской элиты. К произволу оккупантов и их местных прихлебателей привыкло и все население.

В 1318 г. московский князь Юрий Данилович, после того как в Орде был казнен тверской князь, добился ярлыка на великое княжение. Через несколько лет, воспользовавшись тем, что в русских городах восставшие изгнали баскаков (монгольских наместников) великокняжеская власть сосредоточила сбор ордынской дани в своих руках. В 1327 г. брат и наследник Юрия, Иван Калита, когда вспыхнуло восстание в Твери, привел туда войско из Орды, чем и заслужил подтверждение ярлыка на великое княжение, а тем самым и на сбор дани.

Разногласия внутри Орды (Мамай и Тохтамыш), Куликовская битва и нападение на Орду Тамерлана, все это вместе взятое привело к освобождению от ига.

Строительство нового государства началось по "азиатскому" образцу, преподанного бывшими оккупантами. Мало того, монгольские холуи по прежнему сохраняют в Московии, а затем и в России оккупационный режим, относясь к собственному народу, как к оккупированному населению.

Боярство теснит великокняжеская бюрократия — дьяки, избираемые князем "не от шляхетского роду, не от благородна, но паче от поповичов или от простого всенародства" (Русское законодательство Х-ХХ вв. т.2 с.63).

"Соборное уложение" 1649 г. впервые регламентирует выезд за рубежи Московского государства. Для этого требовалось "бити челом царю или воеводам" и получить проезжую грамоту. Выезд без такой грамоты считался преступлением, а служба иному сюзерену — преступлением особо опасным. Так люди всех сословий фактически превращались в государственных рабов (Соб. ул. гл. VI).

Что касается закрепощения крестьянства, то оно было проведено по настоятельному требованию служилых людей (дворян), т.к. эксплуатация в богатых боярских имениях была гораздо ниже, и крестьяне предпочитали переселяться туда (См. С.Рождественский Сб. посв. В.О. Ключевскому ч.1. 1909).

Петр I, первый русский император, "прорубил окно в Европу" и хотя этот шаг преследовал чисто прагматические цели — ликвидацию российской отсталости в техническом и, прежде всего, военном отношении, последствия его были гораздо шире — русское дворянство и русская интеллигенция ощутило себя европейцами.

Вместе с тем, Петр I окончательно закрепостил страну, с одной стороны превратив всю аристократию в чиновничество (военное и гражданское) — "служилый класс", с другой, — закрепостив заводских рабочих. Надо заметить, что русское крепостничество принципиально отличалось от европейского и скорее приближалось к рабству.

Петр же начал использовать армию против собственных подданных. И в дальнейшем староверы и униаты, крестьяне коллективно отказавшиеся работать на барщине, студенты, вышедшие на демонстрацию, бастующие рабочие — все становились объектами "усмирения". А.И. Герцен в статье "Русская кровь льется!" писал: "Ведь в Европе не подозревают, что такое у нас значит усмирение солдатами... Одна надежда на солдат и на молодых офицеров" (Соч. М. 1958 т. 7 с.367).

О России середины ХVIII в." Ключевский писал: "Робкое бессилие перед порядком при безграничной власти над лицами ... это обычная особенность государства восточно-азиатской конструкции, хотя бы с европейским фасадом" (Ключевский Соч. М. 1958 т. 4 с. 332).

Только во время междуцарствий аристократия пыталось ограничить произвол самодержавия. Так было при вступлении на престол Михаила Романова (613 г.), Анны Иоановны (1730 г.), наконец "второе поколение несеченных дворян" декабристы — последние русские бояре и первые русские интеллигенты пытаются ограничить или ликвидировать самодержавие и покончить с рабством.

Российское государство, начиная с указа Петра III "О вольности дворянства" (1762 г.), начинает сближаться с Европой.

Свободу крестьяне получили только в 1861 г., а незначительное ограничение самодержавия наступило после революции 1905 г. "Усмирения" отменены не были.

Маятник качнулся вправо после победы большевиков. которая не была случайной. "Слой крупнейших капиталистов экономически господствует над всеми остальными, подавляя их безусловно размерами своих оборотов. — писал Ленин в 1912 г. — Но все же это слой, а не класс. Дистанция огромного размера отделяет этот слой, политическую роль представительных организаций этого слоя, от его политического господства, а политическое господство — от политического господства торгово-промышленного класса... Они становятся рабски на государственную почву и на этой почве ходатайствуют об интересах своего сословия, своего слоя, своей группы, не поднимаясь даже и тут до широкого понимания интересов своего класса" (т. 21, с. 291). Такая буржуазия не могла взять власть, выпавшую из рук окончательно прогнившего самодержавия.

Победа большевиков означала реванш бюрократии. Были отменены все, полученные после 1905 г., демократические свободы, снова закрепощено крестьянство, а в 1938 г. и рабочие (Указ, запрещавший увольнение по собственному желанию). Очень широко начал применяться рабский труд (концлагеря).

Сталин с небывалым размахом провел уничтожение нового "боярства", получившего свою, независимую от вождя, харизму, харизму революционеров и участников гражданской войны.

Хрущевские, а затем и горбачевские реформы снова приблизили Россию к европейскому пути развития. "Усмирения" между тем продолжались во время правления и Хрущева, и Горбачева, использование армии во внутренней политике продолжается и теперь.

Дума не без успеха дискредитируется ужимками Жириновского, и я подозреваю, что делается это по инициативе свыше. Суд до сих пор остается в руках чиновников. Началось наступление на свободу информации. Кажется, маятник очередной раз качнулся вправо.

И возможность евразийского союза по А.Дугину вовсе не исключена, только на этот раз место Орды займет Китай, что Российская бюрократия будет только приветствовать, как гарантию ее спокойствия и произвола.

Наша новая буржуазия оказывается ничем не лучше боярства ХVI в. и буржуазии предреволюционной — свои групповые интересы она предпочитает интересам классовым. Ни она, ни рабочий класс, ни интеллигенция так и не научились самоорганизации, единственному способу поставить бюрократию на надлежащее ей место.

Вне самоорганизации предпринимателей (буржуа, а по-русски граждан) в союзы и партии, наемных работников в профессиональные союзы и социал-демократию, интеллигенции в общественные организации всякие разговоры о будущем России бессмысленны — самоорганизация это та архимедовская точка опоры, которая необходима, чтобы двинуть начавшуюся сверху демократизацию в пределы действительной демократии-народовластия, и сделать наше общество действительно открытым.

9.05.2001, Луга