На самом деле анализ социалистических учений, существовавших с древнейших времен, показывает, что главным в социалистической идеологии является отнюдь не это.

Возникнув впервые в древней Греции [*1] как реакция на развитие товарно-денежных отношений и, вытекавших отсюда, отчуждения и пауперизации, социалистическая идеология ставила своей целью решить проблему преодоления отчуждения и ликвидацию нищеты с помощью социально-экономических преобразований.

Вопрос ликвидации нищеты в каждом отдельном случае мог иметь различные решения и не имеющие социалистического характера, причем не социалистические варианты оказались более реальными, чем социальные утопии.

Проблемами же отчуждения вне социализма занимались только религии. Однако чисто мистические способы из разрешения устойчивого эффекта не давали, а попытки соединить теологию с социально-политическими реформами приводили к различным вариантам религиозного социализма.

Социально-политические мероприятия, предлагавшиеся для ликвидации отчуждения и создания общества, в котором господствовало бы всеобщее братство, на протяжении более чем двух тысячелетий предлагались самые различные и были тесно связаны с уровнем развития общества, социальным положением теоретика-утописта и т. д. Многое из того, что предлагалось, выглядит сегодня абсурдным, но для современников этого писателя не выглядело ни абсурдным, ни революционным. И наоборот, то, что сегодня выглядит тривиальным, в свое время казалось абсолютно невыполнимым.

Естественно, что ранние социалистические идеологии (фактически до 19 века) видели перед собой как идеал старое патриархальное общество и именно к этому идеалу и хотели вернуться. Поэтому, несмотря на позитивный моральный характер, их социально-политические схемы были реакционными.

Ограниченные материальные и организационные возможности общества того времени не позволяли согласовать интересы личности и общества иначе, как путем подавления личности. Только машинная революция, давшая громадное увеличение производительности труда и новые организационные и технологические возможности, сделала возможным появление позитивной социалистической идеологии, прокламирующей сочетание интересов личности и общества не насильственными и не экономическими методами, а иными — индикативными, о которых речь пойдет далее.

Однако машинная революция, породив позитивную социалистическую идеологию, отнюдь не сделала возможным создание реальной социалистической структуры. Это способствовало тому, что при попытках реального построения верх брала идеология реакционного социализма, что и приводило (даже в сравнительно развитых странах) к образованию тоталитарных режимов. Тем более не удивительно, что в отсталых странах такие эксперименты не могут привести ни к чему другому, как к возникновению общегосударственного концлагеря типа диктатуры Пол Пота в Камбодже.

Сегодняшняя критика социализма, прежде всего отталкивается от действительности существующих тоталитарных режимов. Эти уродливые образования критиковать не трудно и, на наш взгляд, эта проблема, актуальная еще 15 лет назад, на сегодняшний день изжила себя. [*2]

К сожалению некоторые авторы на этом основании отметают всю социалистическую идеологию в целом. Впрочем и до возникновения так называемого реального социализма в критиках социалистической идеологии недостатка не было.

К чему же сводятся обвинения против социализма? Социализм рассматривается как разрушительное учение, ставящее своей целью уничтожение семьи, религии, государства, нации, частной собственности, введение принудительного равенства и, как следствие этого, полное подчинение человека коллективу, т.е. уничтожение личности.

Действительно ли теоретики социализма на всем протяжении человеческой истории обнаруживали такое удручающее единодушие?

Начнем с религии. Маркс, как известно, был атеистом. Атеистами были Оуэн, Бланки, Мелье и один из древних социалистов, Эвгемер.

Особо следует сказать о религиозном социализме. В конце прошлой, в начале нашей эры возникли религиозные секты ессеев, терапевтов, назареев и т.п., проповедовавших всеобщее единство, в том числе имущественное.

Отголоски социалистического сектантства есть и в Евангелии. "У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа и никто из них ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее" (см. Деяния 4.32, а так же 2.44 и 4.34).

В дальнейшем официальная церковь отказалась от подобных экспериментов, признав социальную действительность такой, какой она есть. Но еще в начале 5-го века, епископ Константинопольский Иоанн Златоуст вздыхал о временах раннего христианства: "Тогда был вырван корень всех зол ... деньги они отвергали, не было холодных слов "твое" и "мое".

Реликтом социалистических идей раннего христианства оставались только монастыри. (Впрочем, на берегах реки Парагвай в 17 веке иезуитами был проведен еще один социальный эксперимент — основано тоталитарное теократическое государство, которое просуществовало 150 лет).

Однако рядом с официальным христианством всегда существовали социалистические секты (катары, альбигойцы, вальденсы, апостолики, анабаптисты), которые пронесли идеи социализма через все средневековье. Остатки таких сект дожили и до наших дней. В России социалистические идеи существовали среди староверов-беспоповцев, а так же среди молокан и духоборов. [*3]

В 19 веке в Европе возникает христианский социализм, значительно окрепший и получивший признание официальной церкви в наше время (кроме того, существуют исламский, буддийский и т.п. социализмы). Интересно отметить, что сам термин "социализм" был введен в обращение христианским социалистом Пьером Леру, христианский социалист Баадер ввел в новейшую литературу слово "пролетариат" и, наконец, христианский социалист Шерле ввел в оборот слово "коллективизм".

Исключением из общего правила стояли системы Платона и Кампанеллы, в которых половые отношения с позиций рационализма, доведенного до абсурда, сводились к племенному делу [*4] , полностью контролируемому государством.

Начиная с 19 века, в социалистической теории брак все чаще рассматривался как равноправный союз мужчины и женщины, созданный по свободному выбору, свободный от утилитарных расчетов и подчиненный моральному контролю со стороны общества.

Пожалуй единственным, что было общим для всех социалистических теоретиков (но не только для них), это роль, которая отводилась общественному образованию и воспитанию детей. Большинство авторов (за исключением Мора, Вераса, Кабе) настаивали на равноправии женщин.

Таким образом мы видим, что и по вопросу семьи социалистическая теория не представляет собой чего-нибудь единообразного и исключительного.

Такое же разнообразие мнений демонстрирует социализм и по отношению к национальности. Платон мыслил свою систему в масштабах полиса. Томас Мор говорил о нации утопийцев. Кампанелла был сторонником всемирного теократического государства.

Средневековые сектанты выступали против национального разделения, ссылаясь на Евангелие (Кол. 3.11). Идеи космополитизма ("ни Россий, ни Латвий" — Маяковский), как и идеи мирового государства, в той или иной степени сохранялись в социалистическом движении и позднее, но ни те, ни другие не являются монополией социалистических утопий.

На рубеже 19 века, как следствие лозунгов французской революции, в социализм проникает представление об интернационализме, идеи о содружестве идеологическом, а затем и экономическом всех национальностей, населяющих земной шар.

Противники социализма очень часто приводят цитату из Коммунистического Манифеста: "Рабочие не имеют отечества", доказывая тем самым антинациональный характер учения Маркса. Попробуем, однако, продолжить цитирование: "У них (рабочих) нельзя отнять того, чего у них нет. Так как пролетариат должен прежде всего завоевать политическое господство, подняться до положения национального класса, конституироваться как нация, он сам еще национален, хотя, конечно, не в буржуазном смысле...

...В той же степени, в какой будет упразднена эксплуатация одного индивидуума другим, будет упразднена и эксплуатация одной нации другой. Вместе с противоположностью классов внутри нации отомрут и враждебные отношения наций друг к другу". [*5]

Одновременно с появлением интернационализма в социализм проникают и шовинистические взгляды, оформившиеся в 20 веке в идеологию национал-социализма, а после второй мировой войны ставшие достоянием слаборазвитых стран.

Идеологи национал-социализма, фашизма и некоторых других "измов" считают государство, принудительно регулирующее взаимоотношения между его гражданами, основой национальной (или территориальной) общности, а служение ему высшей целью человека. Эту теорию исповедовал еще Платон, а вслед за ним и Кампанелла. К сторонникам принудительной верховной власти, наделенной широкими полномочиями, следует, пожалуй, отнести Вераса, Морелли, Сен-Симона, Кабе.

Столь же древни представления о ненужности и даже вредности внешнего принуждения, они восходят еще к Зенону и киникам. Религиозный, сектантский социализм, как правило, противопоставлял власти земной, греховной, власть небесную, истинную.

"Мы так должны понимать о Христе, господе нашем, что кроме него над нами господина не должно быть, и сами мы ни над кем не должны господствовать и властвовать", — учили сектанты.

Философы-рационалисты нового времени по-разному подходили к вопросу о государстве. Кроме вышеназванных сторонников сильного государства, большую популярность в трудах социалистов завоевала идея демократической республики.

Одновременно с этим вновь возрождаются антигосударственные, анархические тенденции. Наконец появляются идеи революционного государства, как переходной формы к безгосударственному управлению (Бланки, Маркс), которое мыслилось у ранних социал-демократов (и у некоторых анархистов), как создание органов управления, указания которых выполняются добровольно.

Уже рассматривая вопрос о государстве, мы можем видеть, что отношение к власти не может быть чертой, объединяющей социалистические учения. Действительно наряду с анархизмом, проповедовавшим полную независимость общины от государства и личность от общины сразу же после победы нового общественного строя (Годвин, Фурье, Прудон, Бакунин, Кропоткин [*6]), в социализме существовала тенденция ее полного подчинения будь то всепоглощающей иерархической государственности или столь же всепоглощающему равенству общины.

Впрочем в конкретных условиях абсолютный анархизм зачастую оборачивался абсолютной тоталитарностью [*7].

Средневековые сектанты отказывались подчиняться земным властям, признавая только подчинение человека воле Бога. Но на практике это толковалось не как подчинение собственной Совести, а как подчинение религиозной общине или ее лидерам, которые и воплощали Божественную волю. Вполне естественно, что если подчинение государству всегда мыслилось как относительное, то Божественная воля всегда претендовала на абсолютное подчинение.

С проблемой свободы тесно связана и проблема равенства, ибо равенство, введенное принудительно, полностью отрицает свободу, а свобода при определенных социально-экономических ситуациях полностью разрушает равенство. Далеко не все социалисты считали равенство необходимым условием их системы. Интересно, однако, отметить, что те из идеологов, которые игнорировали равенство, как правило, игнорировали и свободу (Платон, Кампанелла, Верас, идеологи современного тоталитаризма).

Другие считали равенство необходимым условием социализма. Те, для кого было ясно, что при существующих условиях равенство и свобода не совместимы,- жертвовали свободой.

Однако к моменту образования Второго Интернационала в социализме победила тенденция считать равенство и свободу одинаково необходимыми для будущего строя, при котором "исчезнет всякого рода неравенство, за исключением неравенства природных качеств, которые получат все средства к развитию" (Лафарг).

"Техническое руководство и воспитательное воздействие интеллигенции станет тогда единственной формой общественного устройства" (Лабриолла).

Почему "тогда" до сих пор не превратилось в "теперь", разговор пойдет ниже. Сейчас же отметим, что ни отношение к равенству, ни отношение к свободе не может быть родовым признаком социализма.

Может быть вопрос о социализме целиком сводится к проблеме ликвидации частной собственности?

Но государственная собственность на средства производства восходит еще к ранним (первоначальным) государствам-деспотиям, а корпоративной собственностью владела как католическая, так и православная церковь — организации бывшие гонителями социализма на всем протяжении своей истории. С другой стороны далеко не все социалисты абсолютно отрицали частную собственность. В "Государстве" Платона собственности были лишены только члены правящих сословий — философы и воины, крестьяне же и ремесленники оставались собственниками. [*8]

В общине Морелли в личной собственности оставались орудия ремесла. Сен-Симон не отрицал даже крупной земельной и промышленной собственности, считая, что под влиянием идеалов Нового Христианства промышленники станут добровольно подчиняться решениям планирующих органов и создадут координационную систему, задачей которой будет повышение благосостояния общества.

Фашистская идеология в этом смысле следовала теории Сен-Симона, заменив Новое Христианство идеей национального единства.

Фурье так же сохранял частную собственность, в виде акций, предполагая распределение по труду, способностям и капиталу, вложенному в фаланстер.

Наконец, обобществление собственности мыслилась так же по-разному. Если одни (Морелли, Бабеф, Базар, Каутский, Ленин) говорили про общегосударственную собственность, то другие (Мелье, Годвин, Прудон, анархо-синдикалисты, Шляпников, рабочая оппозиция и др.) представляли ее как собственность общины или коллектива.

И все-таки, за всем разнообразием подхода к проблеме собственности, уже начинает чувствоваться нечто такое, что может дать ответ на вопрос: что же собственно определяет ту или иную идеологию как социалистическую.

Действительно, социалистические учения, несмотря на все перечисленные разногласия, все-таки представляют различные варианты некоего общего социально-политического учения. И не только противники социализма в полемических целях объединяют столь несходные теории в одно целое — сами авторы этих теорий чувствовали свое родство, это родство можно проследить по аппарату ссылок и цитаций, по заимствованиям и опровержениям, по канонизации предтеч и общей терминологии.

В чем же заключается это родство? Что же это общее объединяющее столь разные теории, позволяющее отнести их к разным направлениям одной идеологии?

Если остановится на чисто формальной стороне вопроса, общее — это отрицательное отношение к торговле и товарно-денежным отношениям.

"Все, что называется торговлей, недостойно честного человека" (Платон).

"Ессеи друг другу ничего не продают и ничего не покупают" (Иосиф Флавий).

Среди средневековых сектантов был очень популярен образ Христа, изгоняющего торговцев из храма. Следует отметить, что эти сектанты — противники церковной организации — под храмом понимали всю общину верующих.

"Каждый обращает свою любовь на деньги, а из этого произошли мошенничества и люди часто продают и перепродают свою веру... подчинили корысти науку и религию, забросили земледелие и ремесла, став рабами денег и богачей" (Кампанелла).

В проекте Морелли торговля карается, как тяжкое преступление. Фурье пришел к выводу о переустройстве общества, исходя из

анализа торговли и конкуренции. Оуэн выдвинул идею меновых базаров, долженствовавших заме

нить собою товарно-денежные отношения. Марксизм, переносивший центр тяжести их сферы обращения в

сферу производства, тем не менее утверждал, что ликвидация частной собственности есть только средство для ликвидации товарного хозяйства.

В программе ВКП(б), принятой на VIII съезде (1919 г.), говорится: "В области распределения задача Советской власти состоит в том, чтобы неуклонно продолжать замену торговли планомерно организованном в общегосударственных масштабах распределением продуктов".

Мы могли бы привести большее количество цитат, взятых у противников социализма, говорящих о великом значении торговли и конкуренции в деле развития человечества. При этом по многим другим вопросам, касающимся роли государства, политического устройства общества, образования, религии, национализма и космополитизма они не расходятся с социалистами — в трудах апологетов торговли можно найти весь тот спектр представлений, какие мы находим у теоретиков социализма. И только отношение к товарному хозяйству проводит грань между этими направлениями. [*9]

Чем же объяснить, что, несмотря на очевидные положительные стороны торговли, всю человеческую историю пронизывает идеология, враждебная ей? Идеология, имеющая своих героев и мучеников, идеология, вербовавшая своих приверженцев среди философов и священников, государственных деятелей и недоучившихся студентов, родовитых дворян, богатых купцов и бедных простолюдинов?

Эта идеология существует и проявляется в самых разных социальных условиях, при различном уровне развития производительных сил, в различных социально-экономических системах. Следовательно корни этой идеологии не социально-экономические, асоциально психологические.

До возникновения товарно-денежных отношений (или там, где люди не были затронуты этими отношениями), человек всегда выступал как представитель некоей общности: общины, религиозной конгрегации или нации. Свое поведение он должен был согласовывать с интересами этой группы. Король должен был печься об интересах подданных, сеньор об интересах вассала. Общество, государство представлялось современникам в виде тела, каждый член которого выполняет функции, нужные всему организму. За каждый член, каждую клеточку болел весь организм.

Безусловно, далеко не все следовали этой морали. Но мораль-то существовала, и все беды мира, все человеческие неурядицы списывались на нарушителей этой морали.

Непосредственная связанность, личные отношения приводили к тому, что общество видело в человеке личность во всем многообразии ее отношений. Выгнать из дома состарившегося раба, заболевшего слугу считалось аморальным. Господа пеклись (или должны были печься) о душах своих подданных, о их семьях — баре женили своих мужиков, король устраивал браки своих вассалов.

Но это признание человека личностью шло извне и сводилось к тому, чтобы вогнать реального человека в некую абстрактную идеальную схему, единую для данной социальной группы.

Сам же он себя личностью не считал и не имел на это ни морального, ни юридического права — он был винтиком сложной машины, клеточкой общественного организма. Поступки, чаяния, желания диктовались человеку его местом в обществе. Признание человека личностью не предполагало, а исключало его право на индивидуальность.

Появление товарно-денежных отношений коренным образом изменяло положение, деньги де-юре и де-факто порождали новую мораль. Эта мораль предполагала, что каждый человек должен сам заботиться о себе и что из суммы эгоцентрических устремлений рождается благо общества в целом (см., например, у Бентама).

Деньги стали барьером, разделившим людей, изменили отношения "человек — человек" (будь то отношения господства, подчинения или взаимопомощи) на новый тип: "человек — деньги — человек".

Что бы не представлял собой человек, его особенности теряют свое значение в товарно-денежных отношениях, которые уравнивают несходных людей, как и несходные товары.

Но, потеряв свое социальное значение, перестав быть угрозой социальной стабильности, особое, индивидуальное освободилось от внешнего давления и получило, наконец, право на существование и развитие.

Товарно-денежные отношения стали той скорлупой, под защитой которой сформировался невиданный ранее птенец — личность, осознающая себя, индивидуальность. [*10]

В новых условиях человек осознал свои индивидуальные интересы (не только материальные, но и духовные), научился противопоставлять их интересам социума и бороться за них.

Немало было написано о генезисе индивидуализма, начавшемся в эпоху Возрождения, окончательно утвердившим себя с наступлением индустриального общества, поэтому мы не будем подробно останавливаться на этом вопросе. Отметим обратную сторону медали — для сформировавшегося птенца скорлупа становится помехой.

Став личностью для себя, человек перестал быть личностью для общества.

Для продавца покупатель — это тот, кто владеет определенной суммой денег. Его личные привычки и привязанности, национальность, раса, вероисповедание, политические убеждения, возраст — все это не имеет значения. Продавца интересует одно — платежеспособность. Для предпринимателя рабочий — только производитель прибавочной стоимости, для рабочего хозяин — только работодатель.

Человек предчувствуя себя как личность, тяготился путами, мешавшими ее развитию. Человек, став личностью, осознал необходимость социальных связей, ибо личность может существовать только как элемент сложной социальной системы. Отвергнув путы, человек возжаждал коммуникаций. Отвергнув опеку со стороны общества, он захотел заботы. Отчуждение от социума, сделавшее возможным возникновение индивидуальности, стало осознаваться как ущербность, мешавшая ее дальнейшему развитию.

Реакцией на это отчуждение и явился социализм. Проповедь религии или атеизма, национальной или космополитической общности, полного равенства или изощренной иерархии, полной свободы или самодовлеющей власти, проповедь гедонизма или аскетизма, полной половой свободы или укрепления семейной морали, проповедь превращения всей собственности в государственную, кооперативную или ее уравнительный раздел, проповедь мирной агитации или кровавого террора — все это не более, чем поиски средств для достижения одной цели — спасения личности от пустоты отчуждения, достижение гармонии индивидуального и общего.

Возникновение товарно-денежных отношений имело не только социально-психологический эффект, оно (особенно на ранней стадии) приводило к резкому обострению социальных противоречий, пауперизации и обнищанию значительных слоев населения, причем было очевидно, что эта нищета является следствием безумной погони за богатством других.

Глобально перепахивая сложившуюся ранее социальную структуру, товарно-денежные отношения при своем становлении порождали массу деклассированных, особо остро чувствовавших все последствия подобной конкуренции. К этой категории относятся все, кто, потеряв старый статус, не приобрел нового (солдаты, безработные, бродяги и т.п.) или не успел освоится с новым социальным статусом (разорившиеся крестьяне, ремесленники, ставшие рабочими).

Всякий раз, когда в силу социальных сдвигов в обществе появлялось большое количество подобного элемента, мы видим рост социалистических настроений и массовые движения под социалистическими знаменами. Известно, что социалистические движения сопровождали всю Реформацию, совпавшую с наступлением торгово-мануфактурного капитализма, они же активизировались в начале 19 века в связи с первой промышленной революцией. Массовая безработица после первой мировой войны в Италии и Германии явилась одной из важнейших причин победы национал-социализма. [*11]

С другой стороны, в среде интеллигенции сострадание к народным массам и протест против новой морали, порождавшей межличностное отчуждение, приводили к поискам такой социальной структуры, которая устраняла бы товарно-денежные отношения, а вместе с тем и социальный хаос.

Не понимая всей сложности взаимосвязи между экономической структурой общества и его социальной структурой, они зачастую видели выход к патриархальному обществу.

Только в середине 19 века К.Маркс сформулировал положение, согласно которому возможность и стабильность существования той или иной социальной структуры определяется уровнем и характером развития производительных сил. Говоря современным языком, способ управления обществом определяется уровнем, которого достигла его технология.

Первобытное общество охотников и собирателей управлялось традициями, создававшимися методом проб и ошибок на всем протяжении образования вида хомо сапиенс. При стабильности условий, простоте общественной жизни и высокой степени внушаемости первобытного человека этот способ управления был вполне достаточным. Его особенностью было то, что социальные требования не воспринимались индивидуумом как нечто внешнее. В этом обществе не существовало и социальных противоречий между его членами.

В силу этих особенностей первобытное общество впоследствии часто идеализировалось и представлялось как идеал, к которому следует вернуться. Но, вопреки мечтаниям Руссо, первобытный человек вовсе не был свободным, вовсе не мог выбирать способа поведения, жестко детерминированного внушенной ему традицией, гораздо более жесткой, чем палка рабовладельца. Это было внутреннее рабство, от которого не был свободен ни один член общества. [*12]

Переход к земледелию и скотоводчеству (аграрная революция) привел к усложнению социальной структуры, изменению объекта управления. Возросшая производительность труда создала возможность получения прибавочного продукта, за счет которого мог содержаться аппарат управления, идеологии и принуждения. За счет этого прибавочного продукта, сконцентрированного в руках правящих сословий, осуществлялись меры, обеспечивавшие дальнейшее развитие цивилизации (сложное техническое строительство, искусство, теология, философия, наука).

Традиционных методов внушения для управления таким обществом было явно недостаточно, к тому же темп изменения традиций не мог угнаться за темпом социальных изменений.

С другой стороны, поскольку сельское хозяйство было, в основном натуральным, товарно-денежные отношения не могли быть использованы для изъятия прибавочного продукта. Поэтому единственно возможным методом управления на этом этапе стал метод внеэкономического принуждения. [*13]

Несмотря на господство внеэкономического принуждения, индивидуум в аграрном обществе был более свободен, чем в традиционном, ибо принуждение носило внешний характер, и его в ряде случаев можно было обойти.

Разделение труда и рост товарно-денежных отношений, окончательно восторжествовавших с развитием промышленности и возникновением массового городского населения, привели к появлению нового способа управления — экономической детерминации. Несмотря на все его недостатки, о которых говорили социалисты, товарное хозяйство явилось оптимальным методом развития производительных сил, созданных новой промышленной революцией, оптимальным регулятором и организатором промышленной экономики.

На базе товарного хозяйства был достигнут высокий жизненный уровень во всех промышленно развитых странах. Отказ от внеэкономического принуждения позволил осуществить демократические свободы (права человека) и социальные гарантии.

Но проблема отчуждения не была решена на базе товарного хозяйства.

Конкурентное противопоставление человека человеку, хотя в несколько смягченном виде, продолжает оставаться социальной и нравственной нормой общества и в значительной степени его движущим стимулом.

Для отказа от внеэкономического принуждения была необходима промышленная революция и создание современной индустрии, как будет показано далее, отказ от экономического принуждения и товарно-денежных отношений станет возможным в результате второй промышленной революции и потребует решения целого комплекса социальных и технических проблем.

Без этой новой материальной базы переход к новому способу управления и организации, а тем самым, и вопрос о социализме теряет всякий смысл.

Тем не менее, попытки построить социализм начались почти одновременно с появлением социалистических идей.

В 132 г. до н.э., в Пергаме произошло восстание Аристоника, в ходе которого восставшие пытались реализовать программу Ямбула, изложенную им в утопическом романе "Город Солнца".

Создатели подобных программ, стремясь к ликвидации товарно-денежных отношений, подходили к этому вопросу с разных позиций.

Если в одних случаях будущее мыслилось как переход к более прогрессивным способам управления, то в других — отказ от товарных отношений означал возврат к реакционным формам. Эти противоречия на всем протяжении развития социалистических идей прослеживаются не только между различными социалистическими конструкциями, но и в любой конструкции, созданной одним автором.

Наряду с гениальными прозрениями, социалистическая теория содержала в себе достаточно реакционных идей. Эти реакционные черты объясняются прежде всего тем, что из двух задач социализма — ликвидация нищеты и ликвидация отчуждения наиболее остро стояла первая задача. Осознавая ограниченные возможности современного им общества, ранние социалисты видели выход в ограничении потребления (аскетизм), принудительном нормировании, однообразии одежды, жилья и т.п.

Для достижения этих целей мыслилось жестокое подчинение личности обществу.

Даже самые ранние социалисты предчувствовали индикативный способ управления, однако существующие условия делали маловероятным его полное торжество, т.к. указанные ограничения требовали от человека слишком больших жертв.

Принцип же материальной заинтересованности, по понятным причинам, считался неприемлемым. Отсюда та роль внеэкономического принуждения, которой отдавали дань авторы различных утопий.

Характерен в этом отношении способ, которым Томас Мор предлагает решить проблему "грязной работы". Эти функции в его Утопии выполняла секта альтруистов, посвятивших себя служению людям, но, поскольку таковых могло оказаться недостаточным, предполагалось и существование рабов, выполнявших "грязные работы" из-под палки.

Да и само индикативное управление мыслилось скорее как внушение, чем как убеждение. А поскольку (и это было известно давно) эффективность внушения резко падает при наличии разномыслия, в истории социализма прослеживается тенденция к ограничению интеллектуальной свободы, догматизация принципов, на которых основана данная утопия, и изоляция "утопийцев" от "нечистого" ("буржуазного", как сказали бы теперь) окружения.

Противоречия между реакционным и позитивным социализмом впервые были осознаны в 19 веке и сформулированы Марксом и его последователями. Для характеристики идеологии реакционного социализма Маркс ввел даже термин "казарменный коммунизм". [*14]

В полемике с русскими бланкистами Г.В. Плеханов предостерегал, указывая, что при неразвитых формах товарного производства его ликвидация может привести только к тому, что захватившая власть партия "начнет искать спасения в идеалах патриархального и авторитарного коммунизма, внося в эти идеалы лишь то видоизменение, что вместо перувианских "сынов солнца" и их чиновников производством будет заведовать социалистическая каста. Но русский народ и теперь уже слишком развит, чтобы можно было льстить себя надеждой на счастливый исход таких опытов над ним" (Социализм и политическая борьба).

Подобным оптимизмом и объясняется тот факт, что в социалистической теории 19 века противоречию между двумя тенденциями социализма было уделено слишком мало внимания.

Между тем, в периоды серьезных социальных потрясений на политическую арену выходили и начинали играть активную роль те деклассированные слои, о которых говорилось ранее. Именно они наиболее легко усваивали реакционные элементы социалистических идеологий, результатом чего и явилось возникновение в 20 веке различных форм тоталитарных режимов.

На связь бюрократических идеалов с идеалами реакционного социализма указывал еще М.Е.Салтыков-Щедрин: "Мысль о сочетании идеи прямолинейности с идеей всеобщего осчастливливания была возведена в довольно сложную и не изъятую идеологических ухищрений административную теорию" ("История одного города").

Следует оговорится, что хотя идеология реакционного социализма явилась одним из факторов, способствовавших возникновению тоталитаризма, последний отнюдь не есть какая-то форма социализма (даже и реакционного), ибо целью тоталитарных режимов является удержание классовой позиции бюрократии (привилегированной прослойки), а совсем не ликвидация отчуждения, которое при тоталитаризме становится еще более острым. Придя к власти с помощью социалистической демагогии (а также демагогии, связанной с острыми национальными проблемами), тоталитарная верхушка очень быстро отказывается от всяких попыток построения социализма, ограничившись превращением частной собственности в корпоративную (или государственную), что, как указывал еще Энгельс, еще ничего не решает. [*15]

В работе "Анти-Дюринг" Энгельс писал, что признание общественной природы современных производительных сил заключается отнюдь не только в их огосударствлении, что является лишь формальным средством, а в том, что осуществится "с одной стороны прямое общественное присвоение продуктов в качестве средств для поддержания и расширения производства, а с другой — прямое индивидуальное присвоение их в качестве средств к жизни и наслаждения" (Энгельс никогда не ставил знака равенства между понятиями "общество" и "государство" — "Эта сила, произошедшая из общества, но ставящая себя над ним, все более и более отчуждая себя от него, есть государство". — "Происхождение семьи, частной собственности и государства").

Поэтому попытки отвергнуть социализм, опираясь на критику тоталитарных режимов, совершенно не состоятельны.

Несмотря на то. что в социалистических теориях была и реакционная сторона, несмотря на ошибки теоретиков социализма, в их трудах было не мало догадок, открытий и озарений, ставших в настоящее время достоянием человечества.

Морально-этический идеал социализма — идеал всеобщего братства — оказал огромное влияние на историю человечества и, в первую очередь, на историю Европы.

Известно, какое глобальное значение для европейской истории имело христианство. А между тем социалистическая сущность раннего христианства не подлежит сомнению. Социалистические секты средневековья явились важнейшей идеологической предпосылкой реформации. (Роль протестантства в Нидерландской, Английской революциях и формирование политических принципов США хорошо известны). Известно влияние на идеологов французской революции французской революции теорий Мора, Кампанеллы, Мелье.

У колыбели современных западных профсоюзов стояли социалист Оуэн и чартистское движение, имевшее социалистический характер. Наряду с профсоюзами современное лицо западного мира определила социал-демократическая идеология.

Но, добившись значительных успехов в деле гуманизации товарно-денежных отношений, ни либеральные буржуазные политики, ни социал-демократия не ставили своей целью преодоление товарно-денежных отношений и связанного с ними отчуждения, в результате чего термин "социализм" в их интерпретации утратил свой содержательный характер. Относительное материальное благополучие современного Запада создавало впечатление, что задача построения общества всеобщего благоденствия фактически решена и без построения социализма.

Наличие большого количества озлобленных аутсайдеров, неизбежное при товарно-денежных отношениях, неравномерность мирового экономического развития интриги тоталитарных режимов — вот те факторы, которые при всеобщем отчуждении в любой момент могут вызвать серьезные социальные потрясения, вдохновляемые идеологией реакционного социализма. Любые антисоциалистические идеологии оказываются бессильны перед нею и, как показывает опыт истории, зачастую сами превращаются в одну из разновидностей реакционного социализма и приводят к установлению тоталитарных режимов.

Единственной возможностью противодействовать реакционному социализму является позитивный социализм.

Со времен Маркса считалось, что главной движущей силой социализма является рабочий класс. Однако история показала, что чем более зрелым становится рабочий класс, тем более тред-юнионистстски он настроен. [*17]

В этом смысле Маркузе совершенно прав, говоря, что современный рабочий класс интегрирован индустриальным обществом. Забастовочное движение ставит своей задачей лучшие условия продажи его рабочей силы, а не отмену систему купли-продажи. Кроме того, удельный вес рабочих в развитых странах неизменно падает, соответственно падает и роль рабочего класса в производстве.

Ведущей силой современной индустрии становится фигура инженера. Современная индустрия требует огромного количества лабораторий и НИИ, создающих для нее технологию, а также большого количества преподавателей, готовящих для нее кадры.

Кроме того, материальное богатство общества, усложнение общественной жизни и потребностей современного человека приводят к тому, что потребление знаний (информации) становится одним из серьезнейших аспектов человеческой жизни, что вовлекает в сферу их производства (помимо производства знаний для индустрии) значительные контингенты людей. Даже индустрия развлечений (туризм, спортивные страсти и т.п.) фактически сводится к производству и передаче новых знаний.

Экстраполируя эти тенденции на будущее, можно утверждать, что именно производство знаний станет важнейшей отраслью человеческой деятельности, а интеллигенция станет основной силой общества.

Очевидно, что оптимальное регулирование производства информации должно носить иной характер, нежели регулирование промышленного производства. В отличие от прочих продуктов человеческой деятельности, информация не распределяется, а распространяется (т.к. она не уничтожается в процессе потребления, а стоимость процесса ее размножения и материальных носителей может быть сколь угодно мала по сравнению со стоимостью и значимостью самой информации).

Информация есть первый продукт, который может распространяться и уже частично распределяется по потребности. Сеть школ, курсов, библиотек, лекториев, музеев — все это примеры нетоварного распространения информации. В отличие, скажем, от станка, который система товарно-денежных отношений (в идеале, конечно) заставляет использовать там, где он даст наибольшую прибыль, одна и та же информация может быть использована для совершенно различных целей и в разных местах.

Поскольку получение информации труд творческий, постольку сам процесс труда и удовлетворение любознательности могут служить достаточно эффективными стимулами сами по себе. Кроме того, стимулом деятельности могут служить такие виды поощрения, как популярность, уважение, престиж. [*18]

Может возникнуть вопрос: а промышленность, сельское хозяйство, сфера услуг и т.п. — как будет обстоять дело там?

На это можно ответить следующее: сельское хозяйство на определенном этапе носило натуральный характер, промышленность, подчиненная товарно-денежным отношениям, как только она стала основной сферой деятельности, подчинила этим же отношениям и сельское хозяйство (соответственно преобразовав его базу и резко уменьшив количество занятых в нем людей), несмотря на то, что сельскохозяйственная продукция до сих пор остается основой существования человечества.

Экстраполируя эту закономерность на будущее, можно предположить, что производство знаний, став основной сферой подчинит своим законам и другие виды человеческой деятельности.

Таким образом вторая научно-техническая революция делает возможным переход к принципу "от каждого по способностям, каждому по потребностям".

Отказ от экономического способа управления поведения человека, а, следовательно и от товарно-денежных отношений, означает, что на смену ему приходит новый способ регулирования — индикативный, при котором согласование достигается не путем внеэкономического или экономического принуждения, а путем добровольного следования совету или доказательству. Простейшим примером такого способа управления являются взаимоотношения врача и пациента.

Поскольку индикативный способ управления не предусматривает никаких санкций, он открывает широкий простор самоуправления низовых коллективов и наиболее полную свободу человеческой личности.

Однако и при победе нового способа управления старый способ не исчезает совсем, а отодвигается на второй план. Так господство экономического способа управления отнюдь не ликвидировало внеэкономического принуждения, оставив ему довольно широкую область уголовного права. Вполне вероятно, что при индикативном способе управления экономический способ будет играть определенную роль, особенно на первом этапе.[*19]

Рассматривая экономику будущего социалистического общества, выделим две проблемы: проблему собственности и проблему плана.

Поскольку на пути к социалистическому обществу экономика будет лишь постепенно выходить из-под влияния товарно-денежных отношений, ликвидация частной собственности будет проходить тоже постепенно и неравномерно в разных секторах.

Вопрос о национализации является вопросом не принципа, а экономической целесообразности. Единственным принципиальным вопросом является реальное участие трудящихся в управлении производством.

Постепенный переход к самоуправлению, возможный прежде всего там, где "производство" направлено на получение информации (НИИ, ВУЗы, музеи, библиотеки и т.п.) и явится средством ликвидации отчуждения, на первых порах внутри данного предприятия.

Что касается планирования, то необходимость его сейчас ни у кого не вызывает сомнения. С самого начала строительства социализма планирующие организации должны определить развитие тех отраслей, которые непосредственно касаются общественных потребностей (здравоохранение, образование, охрана окружающей среды, связи, жилищного и дорожного строительства эксплуатация недр и т.п.). Производство товаров потребления еще долгое время будет оставаться в сфере товарно-денежных отношений, ввиду практической невозможности планировать их производство и необходимость конкуренции для стимуляции выпуска качественной продукции.

В этой области возможно только прогнозирование, если, конечно, ставит своей задачей не подгонять потребности людей под результаты жестокого плана (что возможно при условии государственной монополии), а наоборот формировать свои планы, выполняя запросы общества. [*20]

Достоверное прогнозирование может быть осуществлено только при условии развитой кибернетизации.

Разумеется, что результаты прогнозирования должны использоваться в интересах общества, а не для достижения максимальной прибыли отдельными фирмами и предприятиями и руководство прогнозирующими институтами должно осуществлять общество, т.е. работа их должна быть полностью открытой для него.

На основании этих прогнозов могут быть выданы и рекомендации.

Поскольку выполнение рекомендаций планирующих органов (при условии их компетентности) будет обеспечивать и успех предприятия, никаких других форм воздействия не потребуется, и планирование в индикативном варианте постепенно подчинит себе все производство.

Условиями осуществления индикативного управления являются:

1. Низкий уровень социальных противоречий, обусловленных высоким уровнем развития техники и культуры. Для иллюстрации того, как уровень техники влияет на способ управления приведем такой пример: сравним деятельность кочегара газовой котельной и кочегара примитивной угольной топки; распоряжение поднять давление пара будет воспринято ими по-разному, первому достаточно повернуть датчик на регулирующем приборе, от второго потребуется значительное физическое напряжение. Естественно, что во втором случае необходимо, чтобы указание было подкреплено возможностью экономических или внеэкономических санкций,

При низком уровне противоречий личность будет способна к определенному самоограничению (если ей будет доказано, что это действительно интересы общества). С другой стороны, общество должно быть достаточно стабильно, чтобы частное своеволие не создало угрозы его интересам. При таком положении дел многие болезненные вопросы сами собой отпадут: в условиях плохой звукоизоляции современных домов вопрос шума у соседей может быть решен только полицейскими методами или значительным самоограничением; при хорошей звукоизоляции необходимость самоограничения резко снижается и полицейских мер не требуется.

2. Высокая компетентность и объективность советов. [*21]

Компетентность во многом связана с развитием кибернетики, позволяющей просчитать многие экономические процессы, а также с развитием наук о человеке — психологии, социологии и др.

Что касается объективности, то ее гарантирует только широкая система демократического контроля, подлинная выборность, независимость прессы и опять-таки высокий культурный уровень населения.

Эти же факторы обеспечат субъективную уверенность членов общества в правильности и обоснованности даваемых рекомендаций.

Таким образом мы видим, что непосредственную возможность перехода к социализму имеют страны с высоким уровнем развития техники и культуры и низким уровнем социальных противоречий. Им остается пройти лишь завершающую часть пути к социализму.

Этим странам предстоит пройти еще тот отрезок общего пути к социализму, который в передовых странах уже пройден и который с большим основанием можно связать с деятельностью независимых профсоюзов и социал-демократии.

Рабочее движение, не сумев преодолеть систему товарно-денежных отношений, тем не менее достаточно реформировало ее и создало общество, способное перейти к социализму.

Перед социал-демократическим движением отсталых и тоталитарных стран эта задача сейчас и стоит.

В тексте статьи мы не коснулись проблемы экологии, которая все значимее требует ограничить бездумное расширение производства и поставить его под контроль компетентных и независимых специалистов.

Много воды утекло с тех пор. Для России отнюдь не стоит вопрос о изживании рыночных отношений и замены их более прогрессивными. Не до жиру...

Рынок не только путь к изобилию, но и путь к дальнейшему совершенствованию социума. К более полному осуществлению Свободы, Равенства и Братства.

К сожалению в рынок мы входим тяжело. В стране увеличилось количество обездоленных, усилилась несправедливость в оплате труда, особенно работников бюджетной серы. К сожалению в настоящее время в России нет партии, которая выражала бы их интересы. На левом фланге политического спектра России находится лишь коммунистическая партия, которая с 20-х годов перестала выражать интересы трудящихся масс, а защищает интересы партийной бюрократии.

И тем не менее... Даже тогда когда России удастся выйти на путь цивилизованного капитализма, человек не может примириться с тем, что этот самый рынок является высшим достижением социального прогресса (почему не может — об этом сказано в тексте статьи) поэтому появление действительно социалистической идеологии неизбежно. Как видно из текста статьи, сегодня борьба за социализм есть борьба за свободу информации.

Авторы далеки от представления, что следующий этап обеспечит человечеству полную бесконфликтность, снимет все проблемы и осчастливит каждого. Но возможно эти конфликты станут менее болезненными.

[*1] Комедия Аристофана "Женщины в народном собрании" позволяет представить, насколько общеизвестны были социалистические идеи (в из анархистско-уравнительной форме) в то время.

[*2] Работа "Прошлое и будущее социализма" написана в 1978 г.

[*3] Шафаревич, доказывая, что социализм всегда атеистичен, объявляет Т. Мора атеистом на том основании, что в его утопии царит свобода совести. Средневековые сектанты, поскольку их учения противопоставлены догматике правящей церкви, Шафаревичем тоже зачисляются в атеисты. Вот так "диалектично" мыслят иные диссиденты.

[*4] Некоторые русские крепостники практиковали нечто подобное, отнюдь не будучи социалистами.

[*5] Имеет ли что-нибудь Солженицын против мысли, изложенной в последней фразе?

[*6] Кропоткин писал: "Свобода есть возможность действовать, не вводя в обсуждение своих поступков боязни общественного наказания (телесного или страха голода или даже боязни порицания, если оно исходит не от друга)".

[*7] См. "Сорель Жорж" в БСЭ (3 изд.)

[*8] Судя по литературе, никто из участников событий, в том числе и имевших классическое образование, не заметил, что НЭП была попыткой реализации утопии Платона. Власть в государстве принадлежала "философам и воинам (партийным идеологам и аппарату армии и ВЧК), которые были лишены собственности, те же, кто имел право на собственность — были лишены власти. Система оказалась нестабильной.

[*9] Поскольку евреи занимали особое место в европейской торговле, антисемитские взгляды довольно характерны для идеологии социализма. Коммунист Дезами, утопист Фурье, социал-христианин Пьер Леру, народоволец Тихомиров, фашисты и национал-социалисты — вот далеко не полный перечень социалистов-антисемитов. В других районах мира посредническую роль выполняют представители иных наций, находящихся в рассеянии (армяне, китайцы) и тамошние национал-социалисты не забывают о них.

[*10] Эту роль денег, как социального барьера, осознали уже ессеи, предписывавшие членам своей общины не брать у отступников, изгнанных из нее, ничего, иначе как за деньги, внутри же общины денежные расчеты исключались.

[*11] Известно, что в канун победы тоталитаризма в этих странах, симпатии населения приблизительно поровну делились между радикальными партиями: фашистов и коммунистов.

[*12] Не случайно идеализаторы первобытного общества столь же безответственно зачастую ставили в пример человечеству пчел или муравьев.

[*13] Как исключение, в некоторых изолированных областях земледельческое общество не переросло традиционного способа управления. Результатом этого, однако, явилось не идеальное общество, а стагнация и неспособность к дальнейшему развитию.

[*14] Психология "окопного братства" неминуемо порождает идеологию "казарменного коммунизма". Отсюда та страсть к уродливому словосочетанию "военно-патриотическое воспитание".

[*15] Разрушив или ограничив товарно-денежные отношения, тоталитаризм отнюдь не переходит к более современным, а, наоборот, при нем роль внеэкономического принуждения резко возрастает, что и дает основание расценивать тоталитарные перевороты, как реакционные.

[*16] Реакционный характер идеологии этих организаций проявляется не только в избранных ими методах борьбы, но и в ориентации на деклассированные элементы в собственных странах и на авторитарно-патриархальные идеалы "третьего мира".

[*17] Не случайна слабость компартий во всех развитых кап. странах, кроме Италии и Франции, где популярность коммунистов обусловлена их заслугами в годы Сопротивления. Именно эти компартии первыми повернули к "еврокоммунизму".

[*19] Победа внеэкономического принуждения также не ликвидировала (внушения) традиции, но отодвинула его на второй план.

[*20] Социализм детерминирует производство с учетом потребностей людей. Тоталитаризм детерминирует потребление, исходя из интересов государства, в свою очередь ориентированных на интересы правящей бюрократии.

[*21] Такое название рекомендательному, индикативному органу мы дали исходя из исторической аналогии. Вспомним, что органы внеэкономического принуждения на Руси именовались приказами. Вспомним "Тайный приказ".