ЕЩЕ О ПОСВЯЩЕНИИ "ПОЛТАВЫ"

Валерий Ронкин

Спор о том, кому было адресовано посвящение "Полтавы", ведется уже давно. Этой проблеме посвящена и очень содержательная статья Ю. М. Лотмана. Соглашаясь с его выводами о том, что адресатом посвящения была Мария Волконская, я хотел бы дополнить его доказательства еще одним аспектом.

О дружбе Пушкина с декабристами и о его вольнолюбивых стихах этой поры известно достаточно.

Но вот 1 декабря 1823 г. он пишет своему приятелю из Одессы: "... написал на днях подражание басне умеренного демократа Иисуса Христа (Изыди сеятель сеяти семена своя):

Свободы сеятель пустынный..."

Стихотворение это кончается жестко и жестоко:

Паситесь мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.

Строфа эта не случайный результат плохого настроения — в черновом наброске ("Бывало, в сладком ослепленье") она уже фигурирует. Такого рода мысли обуревали в это время не только Пушкина — его друг Языков в январе 1824 года пишет две элегии:

Свободы гордой вдохновенье!
Тебя не слушает народ...
... ... ... ... ... ... ... .
Я видел рабскую Россию:
Перед святыней алтаря,
Гремя цепьми, склонивши выю,
Она молилась за царя.

Вторая элегия кончается не более оптимистически:

Столетья грозно протекут,
И не пробудится Россия.

Если "умеренный демократ Иисус Христос"(Матф. 13. 3, 18. ) все-таки утверждал, что часть посеянного непременно принесет плоды, то о себе Пушкин с горькой иронией писал: "Но потерял я только время благие мысли и труды".

Неверие в народ означает отказ от демократии. Поражение декабристов только подтвердило разочарование Пушкина в юношеском радикальном энтузиазме. А отказ от демократии непреодолимо толкает человека к державности. Итогом такого перелома стали "Стансы":

В надежде славы и добра
Гляжу вперед я без боязни:
Начало славных дней Петра
Мрачили мятежи и казни...

Стихи эти написаны в годовщину восстания (22. 12. 1826), но опубликовать их Пушкин решился только год спустя в начале 1828 года. В промежутке же: "Во глубине сибирских руд", "Арион", "Восстань, восстань, пророк России" . Обратим, однако, внимание на то, что в написанных, пока еще "в стол", "Стансах", восстание декабристов характеризуется как мятеж и приравнивается к стрелецкому бунту.

Слово "держава" происходит от "держать" ("и не пущать" добавлял Салтыков-Щедрин) и поэтому весьма закономерно Пушкин оказывается на имперских позициях. Сразу же после публикации "Стансов" ему пришлось оправдывать свое отношение к Никлоаю ("Друзьям"), но как:

Его я просто полюбил.
Он бодро, честно правит нами;
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждами, трудами.

"Войной"! — какая же без войны державность! Несколько раньше им, совсем не для печати, было написано "Рефутация г-на Беранжера", стихотворение мастерски сделанное в стиле Беранже, но полное амбиций и откровенного великодержавного хамства, совершенно Беранже чуждого. В "Стансах" , "Друзьям" Пушкин снимает с себя обязанность просвещения "толпы" и передает ее государю, за собою, однако, оставляя право и обязанность просвещения последнего:

Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу.

В том же 1828 г. Пушкин возвращается к теме сеятеля в стихотворении "Поэт и толпа":

Душе противны вы, как гробы.
Для вашей глупости и злобы
Имели вы до сей поры
Бичи, темницы, топоры;
Довольно с вас, рабов безумных!

Шевырев рассказывает о значимом эпизоде, связанным с этим стихотворением, в журнальном варианте названном "Чернь": "У Зинаиды Волконской бывали литературные вечера, понидельничные; на одном из них пристали к Пушкину, чтобы прочесть. В досаде он прочел "Чернь" и, кончив, с сердцем сказал: "В другой раз не станут просить". (Л. Майков Спб 1889 с331).

Потом будет "барабанная", по выражению Тынянова, "Полтава", "Клеветникам России", "Бородинская годовщина".

Отметим, что в конце 1830 г. Пушкин пишет стихотворение "Герой", посвященное якобы Наполеону, но с явным намеком на Николая I. Поэт декларирует:

Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман.
Оставь герою сердце; что же
Он будет без него? Тиран!

Пушкин пытается еще утешать себя надеждой ... на что?. Ответа нет. На новом витке осмысления истории Пушкин напишет "Медный всадник", "Капитанскую дочку". Он откроет для себя "маленького человека" и переоценит свой взгляд на "бессмысленную толпу", которой с одной стороны противостоит поэт, с другой — палач. В "Капитанской дочке" права человека (а Пушкин уже употреблял это выражение) он безусловно поставил выше прав государства, классов, партий.

Но об этом уже написано тем же М. Ю. Лотманом. Я же продолжу размышления о пушкинской оценке декабристского восстания.

В 1828 г. Пушкин написал "Эпитафию младенцу", сыну Волконских, находившихся тогда с Сибири:

В сиянье, в радостном покое,
У трона Вечного Творца

С улыбкой он глядит в изгнание земное,
Благославляет мать и молит за отца.

Страдалица Мария Волконская здесь противопоставлена грешному своему мужу, Сергею Волконскому — ее благословляет, за другого молит.

В знаменитом "Памятнике" (авг. 1836 г. ) он опять возвращается к этой теме:

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.

"Падшие" здесь не только побежденные, но и виноватые. В конце этого же года выходит в свет "Капитанская дочка" датированная автором 19 окт. 1836. (Дата символичная и для него и для читателя).

"Молодой человек! , — пишет на старости лет Гринев, — если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений". "Не приведи Бог видеть русский бунт бессмысленный и беспощадный! " В пропущенной главе эта же мысль выражена гораздо более направлено: "Не приведи Бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный! Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердные, коим своя головушка полушка, да и чужая шейка копейка". Это несомненный намек на декабристов, но они в тот момент находились под защитой сибирского острога и Пушкин в печати ограничился только оценкой русского бунта.

Вернемся, однако, к "Полтаве". В предисловии, предпосланным Пушкиным первому изданию поэмы (1829 г. ) он делает выпад против Рылеева, не называя его по имени: ""Некоторые хотели сделать из него (Мазепы) героя свободы, нового Богдана Хмельницкого", (имелась ввиду поэма Рылеева "Войнаровский"). Пушкина же считает Мазепу бунтовщиком и предателем.

Для Пушкина в это время конфликт Петр I — Мазепа (или стрельцы), т.е. между империей и ее противниками, это столкновение абсолютного добра с абсолютным же злом. Приблизительно так же оценивал он и восстание декабристов. И если для молодых участников движения он устами Гринева находит некоторое оправдание, то старших определенно характеризует "жестокосердными" (в поэме жестокость Мазепы подчеркивается не раз).

А тот факт, что над рукописями "Полтавы" Пушкин все время вспоминал своих прежних товарищей, подтверждается несколькими рисунками повешенных на страницах его черновиков . Мало того, фигуры висельников в казацких жупанах сменяются виселицами с пятью казненными.

В примечаниях автор сообщает, что истинное имя героини — Матрена он заменил на Марию , что, очевидно, не случайно (в "Онегине" он не постеснялся простонародной Татьяны) .

Мария Волконская (дочь героя 12 года Н. Н. Раевского, оставшегося верным престолу и осуждавшего декабристов вообще и своего зятя в частности) вышла замуж 18-и лет за Сергея Волконского, который был вдвое старше ее. К моменту восстания ему было 37 лет.

Как видим некоторое сходство между линией — Матрена Кочубей — Мазепа и судьбой Марии и Сергея Волконских существует.

Это "некоторое" сходство становится гораздо глубже, если смотреть на него с точки зрения Пушкина 1828 года, существование которой я и попытался обосновать выше.

1.02.1997 г.



Hosted by uCoz